«Не берись совладать...»
Не берись совладать,
Если мальчик посмотрит мужчиной —
Засчитай, как потерю, примерная родина-мать!
Как ты быстро отвыкла крестить уходящего сына,
Как жестоко взамен научилась его проклинать!
Чем ты солишь свой хлеб —
Чтоб вовек не тянуло к чужому,
Как пускаешь по следу своих деловитых собак,
Про суму, про тюрьму,
Про кошмар сумасшедшего дома —
Не трудись повторять.
Мы навек заучили и так.
Кто был слишком крылат,
Кто с рождения был неугоден —
Не берись совладать, покупая, казня и грозя!
Нас уже не достать.
Мы уходим, уходим, уходим...
Говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя.
«Сквозь последний трамвай протолкаюсь...»
Сквозь последний трамвай протолкаюсь —
Во славу ничью,
И последнего герба медяшка уже отдана,
И последнюю очередь номером отстою —
И не буду знать, что это она.
И забуду, а это значит — прощу,
А потом для мальчика о циклопьей стране
В старой книжке с кириллицей отыщу
Непутёвую сказку — и сын не поверит мне.
Онемел мой апрель под наркозом последних дел.
Тяжело вздохнуть — и выдохнуть тяжело.
Но с грифончиком, что невесть откуда
к нам залетел,
Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.
«Что чернильницы доливают...»
Что чернильницы доливают —
Безнадёжный обряд почтамта!
Сургучами на наковальне
Косо смазывают штампы.
Воровское клеймо таможен —
На плече любви уходящей.
Слава Богу: выжил и дожил,
Остальное — в почтовый ящик!
Да и это сгребут оттуда
И без почестей захоронят.
Колокольчик болит по чуду...
Тише-тише, король на троне!
Королева в спальне не плачет:
Там закрыта дверь — и ни звука.
Оставляя кукол и мячик,
Уходя на взрослую муку —
Королева письма листает
С той же скоростью, что и пламя.
Видишь, дым стоит над мостами.
Со вчера стоит над мостами.
«С польским грошиком на цепочке...»
С польским грошиком на цепочке,
С ветром шляхетским по карманам
По базару иду, базару
Против солнца сегодня в полдень.
Я молчу почти без акцента:
Не прицениваюсь, не торгуюсь,
Потому что солнце слезится —
То зелёным, а то лиловым,
Ударяет в голову звоном,
Как медведь учёный, по кругу
Ходит, грошики собирает.
Вот я кину свой грошик в шляпу,
Обезьянка мне вынет счастье —
И пущу я его по ветру,
Не читая.
А что с ним делать,
Раз кириллицей — моё счастье?
Разве только пустить на волю...
Ох, оно б меня отпустило!
«Ах, какая была весна!..»
Ах, какая была весна!
Весь апрель — под знаком вокзала.
Как преступно она дрожала —
Вкось заброшенная блесна!
Деревянную крестовину
Вышибала настежь — луной,
Шла бессонными мостовыми —
Тень раздваивала за мной.
Как в объятьях душила, бестия,
Как лечила: не умирай!
Ни России — ни вьюг — ни Пестеля —
Вот он, твой завещанный край!
Узнаёшь ли — листок с оскоминой,
Старой музыки бледный круг,
Смех солёный да свет соломенный —
Не разнять окаянных рук!
Как вступала свирель приливами,
Как отлив горчил — не беда —
До чего мы были счастливыми
В двух неделях от «навсегда»!
Как отважно читали повесть
С эпилогом про сладкий дым...
Он ушёл, тот весенний поезд.
Слава Богу, ушёл живым.
«Я знаю, в это трудно поверить...»