И вновь тебе плоды сияют золотые,
Как чистая звезда в прохладной ночи
Рощ италийских, темных померанцев...
Поэты — те священные сосуды,
Которые жизни вино —
Дух героев — хранят исстари.
Но этого юноши дух
Стремительный — как его примет,
Не разорвавшись в куски, сосуд?
Не тронь же его, поэт: он — дух природы.
Трудясь над ним, созреет в мастера мальчик.
Не может он жить, хранимый в стихе,—
Нетленный, он в мире живет.
Еще одно мне дайте, могучие,
Благое лето — и тучной осенью
Пожну я звуки! Будет сердце
— Песнью насытясь — готово к смерти.
Немые души, чей втуне божий дар
Пропал при жизни, и в Орке мучимы
Тоской... Но, если песня грянет
— Образ и отсвет огня святого,
Приму я нежно влагу забвения!
И если, дрогнув в страхе, пред Летою
Замолкнут струны — буду счастлив,
Зная: с богами я жил однажды!
Молчишь и терпишь, о благородная!
Гонима всеми, очи таишь, страшась
Дней лучезарных, ибо тщетны
Поиски милых тебе под солнцем.
Цари и братья жили подобные
Дубраве вольной, радостно славили
Страну отцов, любовь и негу,
Вечную ласку родного неба.
Шли изобильно ей в дар плоды и цветы полевые,
Вечную молодость ей, благостный дух, ниспошли!
Облаком счастья укрой, — да не знает афинянки сердце,
Как одиноко оно в этом столетье чужом.
Только в краю блаженных очнется она и обнимет
Светлых своих сестер, видевших Фидиев век.
Ты мне прости, что я нарушал, блаженная,
Твой божественный мир, самые скрытые
Скорби жизни задели
И тебя по моей вине.
О, забудь и прости! Пройду я облаком
Прочь с лица луны навсегда, а ты,
Вновь прекрасно сияя,
Безмятежной останься, свет!
Сулило радость мне утро в юности
И слезы — вечер. Теперь, у гребня лет,
Вселяет смуту день грядущий
И исцеляет вечерний сумрак.
Ввысь стремился мой дух, но без труда любовь
Вниз тянула его; гнет его ныне скорбь;
Так круг жизни замкнулся
Там, откуда я начал путь.
Как ты, песнь, коротка! Иль не мила тебе
Ткань напева, как встарь? И тогда, в юности,
В дни надежд — иль забылось?
Нескончаемо песнь ты длил.
Миг — и счастье, и песнь. В зорю вечернюю
Окунусь ли — уж темь, и холодна земля,
И, мелькая, все чертит
Птица ночи у глаз крылом.
Нам расстаться с тобой? Здравый и мудрый шаг?
Что же, дело свершив, словно убийство зрим?
Ах, себя мы не знаем,
Ибо правит в нас некий бог.
Нынче сердце мое жизни святой полно,
Счастлив я и люблю! Вы же внимали мне,
Лишь когда я гордыни,
Пустословья исполнен был.
Привлекает толпу гомон лишь рыночный,
И в чести у раба сила лишь властная.
Чтит божественность жизни,
Лишь кто богу подобен сам.
Спешит, ликуя, в гавань свою моряк
С богатым грузом — данью заморских стран.
Но что везу я в край мой отчий,
Кроме безмерной моей печали?
О милый берег, ты возрастил меня,
Не ты ль утешишь муки моей любви?
Не ты ль, мой лес, вернешь мне детство
И успокоишь навек скитальца?
О возлюбленная!—Мучит тебя недуг,
Плачет сердце мое, брезжит в нем тайный страх;
Нет, не верю! — Ты любишь,
Разве можешь ты умереть!?
Если друга забыл, гордый унизил дух
И заветы певца встретил насмешкою —
Бог простит. Но и в мыслях
Не мешай счастью любящих.
вернуться
Написано, по-видимому, в 1797 или 1798 г.
вернуться
В июне и августе 1798 г. Гёльдерлин послал Нойферу для его «Карманной книги для образованных женщин» на 1799 г. 18 маленьких од, которые Байснер называет эпиграмматическими одами, а сам поэт— «маленькими стихотворениями». Из них Нойфер опубликовал 14; четыре оставшиеся — год спустя. Не все оды были подписаны именем Гёльдерли- на: «К ее гению», «Мольба» («Просьба о прощении»), «Любящие», «Родина», «Упование», «Ее выздоровление» и «Непростительное» вышли под псевдонимом Хильмар (Hillmar). Альманах Нойфе- ра на 1799 г. рецензировал в «Альгемайне литера- тур-цайтунг» (No 71 от 2 марта 1799 г.) Август Вильгельм Шлегель, высоко отозвавшийся о стихотворениях Гёльдерлина и Хильмара.
Для истории создания этих од небезынтересно письмо Гёте Шиллеру, в августе 1797 г. навещавшего свою матушку во Франкфурте:
„Франкфурт, 23 августа 1797 года
(...) Вчера был у меня и Гёльдерлин; он выглядел несколько подавленно и болезненно, но при этом был поистине очарователен и при всей скромности, даже застенчивости, откровенен. Он затрагивал различные материи в манере, которая выдает Вашу школу, некоторые генеральные идеи он очень хорошо усвоил раньше, так что кое-что он мог опять легко воспринять. Я посоветовал ему особо писать короткие стихотворения, выбирая для каждого по-человечески интересный предмет. Его, кажется, интересуют средние века, в чем я не мог его поддержать. <...)".
(см.: Briefwechsel zwischen Schiller und Goethe. Jena. Diederichs. 1910. S. 425).
Размеры, которыми написаны «маленькие оды», воспроизводят античные: это алкеева и асклепиадова строфа. Приведем их на примерах:
< К Паркам (алкеева строфа)
Еще одно мне дайте, могучие,
Благое лето — осенью тучною
Пожну я звуки, будет сердце,
Песнью насытясь, готово к смерти.
Любящие (асклепиадова строфа)