Выбрать главу

5/VII — Гавана.

[1925]

(обратно)

Сифилис*

Пароход подошел,         завыл,            погудел — и скован,     как каторжник беглый. На палубе      700 человек людей, остальные —       негры. Подплыл     катерок         с одного бочка̀. Вбежав     по лесенке хро̀мой, осматривал      врач в роговых очках: «Которые с трахомой?» Припудрив прыщи            и наружность вымыв, с кокетством себя волоча, первый класс       дефилировал             мимо улыбавшегося врача. Дым   голубой       из двустволки ноздрей колечком        единым         свив, первым     шел       в алмазной заре свиной король —         Свифт. Трубка    воняет,        в метр длиной. Попробуй к такому —           полезь! Под шелком кальсон,          под батистом-лино́ поди,    разбери болезнь. «Остров,     дай       воздержанья зарок! Остановить велите!» Но взял     капитан        под козырек, и спущен Свифт —          сифилитик. За первым классом          шел второй. Исследуя     этот класс, врач   удивлялся,        что ноздри с дырой, — лез       и в ухо      и в глаз. Врач смотрел,       губу своротив, нос       под очками        взмо́рща. Врач   троих      послал в карантин из     второклассного сборища. За вторым      надвигался           третий класс, черный от негритья. Врач посмотрел:        четвертый час, время коктейлей        питья. — Гоните обратно         трюму в щель! Больные —       видно и так. Грязный вид…        И вообще — оспа не привита. — У негра     виски́        ревмя ревут. Валяется     в трюме         Том. Назавтра     Тому        оспу привьют — и Том    возвратится в дом. На берегу        у Тома         жена. Волоса    густые, как нефть. И кожа ее        черна и жирна, как вакса     «Черный лев». Пока   по работам         Том болтается, — у Кубы      губа не дура — жену его     прогнали с плантаций за неотработку        натурой. Луна   в океан       накидала монет, хоть сбросся,       вбежав на насыпь! Недели     ни хлеба,         ни мяса нет. Недели —      одни ананасы. Опять    пароход        привинтило винтом. Следующий —        через недели! Как дождаться        с голодным ртом? — Забыл,     разлюбил,          забросил Том! С белой     рогожу        делит! — Не заработать ей         и не скрасть. Везде    полисмены под зонтиком. А мистеру Свифту         последнюю страсть раздула     эта экзотика. Потело     тело       под бельецом от черненького мясца̀. Он тыкал      доллары          в руку, в лицо, в голодные месяца. Схватились —        желудок,            пустой давно, и верности тяжеловес. Она   решила отчетливо:           «No!»[1], — и глухо сказала:        «Jes!»[2]. Уже   на дверь       плечом напирал подгнивший мистер Свифт. Его        и ее     наверх        в номера взвинтил     услужливый лифт. Явился     Том       через два денька. Неделю     спал без просыпа. И рад был,      что есть         и хлеб,            и деньга и что не будет оспы. Но день пришел,           и у кож            в темноте узор непонятный впеплен. И дети    у матери в животе* онемевали      и слепли. Суставы ломая        день ото дня, года календарные вылистаны, и кто-то     у тел       половину отнял и вытянул руки        для милостыни. Внимание      к негру         стало особое. Когда    собиралась па́ства, морали       наглядное это пособие показывал      постный пастор: «Карает бог      и его         и ее за то, что     водила гостей!» И слазило      черного мяса гнилье с гнилых     негритянских костей. — В политику      этим         не думал ввязаться я. А так —     срисовал для видика. Одни говорят —         «цивилизация», другие —      «колониальная политика».