Конец и начало
Впервые книга вышла в конце 1912 года в Петербурге. До настоящего времени на латышском языке она издавалась семь раз, на русский полностью переведена В. Елизаровой и издана в 1972 году в Риге.
В предисловии к изданию 1925 года Райнис писал:
«Большая часть стихотворений написана в Кастаньоле и во время неоднократных поездок по Швейцарии и Италии в период с 1910 по 1912 год. Но в книгу вошло немало стихотворений, которые связаны с иными временами, иными местами, иными, старыми чувствами, которые не хотели угасать. Я обнаруживаю здесь даже стихи, рожденные на далеком старом севере — принадлежащие ко времени первой ссылки: северный озноб не покидал меня и на теплом юге. А один из приступов лихорадки, самый свирепый из пережитых мною с детских лет, не оставлял меня и в зрелые годы и находил отражение в «лихорадочных» снах. Вина моя и судьба моя — отчего рожден я на севере, в то время как по природе своей южанин?! Уж не совмещаю ли все это в себе? И кажется мне, будто раздирают меня на части.
Я позволю себе говорить об этом потому, что здесь, в этой книге, представлены произведения очень интимного и очень личного свойства. Никаких примечаний к ним, в сущности, и не требуется, ибо все, что вы захотите узнать, в этом сборнике высказано. До сих пор
(Перевод Л. Осиповой)
Зато в детстве и юности я достаточно в себе покопался, — хватит с избытком и на зрелые годы. К 1910 году «дело», которому я отдавал все силы, перестало существовать, я оказался больше не нужен и мог вернуться к своим занятиям, теперь сердце получило право встретиться с самим собой… Я пропел свою песню, но она вдруг оказалась — зимней. Недавно отзвучала моя осенняя песня, а очень давно — весенняя — одной только летней песни никогда у меня не было — ни прежде, ни теперь».
В «Конец и начало» помещены стихотворения, написанные в 1901 году, однако над составлением «III сборника» поэт всерьез начал думать только в 1907 году, тогда же в заметках и дневниковых записях появился первый возможный вариант вдевания книги — «Лунный сад». В отличие от «острых» стихотворений и «эмигрантских песен» Райнис говорит о ровном, спокойном характере сборника, «сосредоточенности, тихости, безыскусности».
«Размышления о поэтич<еском> сборн<ике> «Л<унный> сад». Чувство одиночест<ва> и надежда его превозмочь, затем люб<овь> и револ<юция>, когда все люди равны. Чувство единства, слияния с природой; с животными разговаривать, как с людьми. Чувство усталости, как после тяжелой опасной болезни. Желание отказаться ото всего мира…» (7.11.07)
Но эта книга возникла не только как результат желания передохнуть, но и как результат стремления к интенсивному духовному поиску, поиску равновесия, которого настойчиво искал человек в начале двадцатого столетия между собой и миром, неразделимой частью которого он себя осознавал и пытался понять и освоить все то новое, значительное и ценное, что давала ему цивилизация, культура. В 1907 году 13 ноября в черновых набросках поэт писал:
«Новая жизнь: развитая техника, философия, тонкие чувства, я мечтаю о них и жажду всеми силами души, всю свою жизнь, — но я боюсь, достанет ли сил их перенести, всяческие тонкости ощущать, пропасть всего знать, справляться со всем тем беспокойством, которое принесет с собой техника, все внимание переключить на последнюю, все в себя вобрать, переварить и победить. Самому нужно перемениться, чтобы все это можно было одолеть».
Этим отношением к вопросам развития цивилизации и объясняется то обстоятельство, что над целым рядом стихотворений, в которых затронуты эти проблемы, Райнис работал в течение нескольких лет. Так, например, первые наброски стихотворения «Конец и начало», которым он завершил сборник, появились уже в 1904 году, сделаны они были, может быть, даже в Слободском, но работа над стихотворением продолжалась до 10 августа 1912 года. Уже рядом с первыми черновыми набросками стихотворных строф сформулирована такая философская задача: «Вокруг тайна, разум и фантазия хотят ее постигнуть. Наука доходит до незримого мирового порога, от нее волнение и расстройство еще более увеличивается». В заметках, относящихся к 1908 году, философская нагрузка поэзии еще больше увеличивается: «Нужно сделать еще две строфы. Крик: где конец? вернуться к самому себе, чтобы возродиться через посредство мысли, которая все способна преобразовать — от причин до следствий, когда конец становится началом».