Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки, 1922-1923

[1922]

(обратно)

Мой май*

Всем, на улицы вышедшим, тело машиной измаяв, — всем, молящим о празднике спинам, землею натру́женным, — Первое мая! Первый из маев встретим, товарищи, голосом, в пение сдру́женным. Вёснами мир мой! Солнцем снежное тай! Я рабочий — этот май мой! Я крестьянин — это мой май. Всем, для убийств залёгшим, злобу окопов иззме́ив, — всем, с броненосцев на братьев пушками вцеливших люки, — Первое мая! Первый из маев встретим, сплетая войной разобщенные руки. Молкнь, винтовки вой! Тихнь, пулемета лай! Я матрос — этот май мой! Я солдат — это мой май. Всем домам, площадям, улицам, сжатым льдяной зимою, — всем изглоданным голодом степям, лесам, нивам — Первое мая! Первый из маев славьте — людей, плодородий, вёсен разливом! Зелень полей, пой! Вой гудков, вздымай! Я железо — этот май мой! Я земля — это мой май!

[1922]

(обратно)

Как работает республика демократическая?*

Стихотворение опытное. Восторженно критическое Словно дети, просящие с медом ковригу, буржуи вымаливают. «Паспорточек бы! В Р-и-и-и-гу!» Поэтому, думаю, не лишнее выслушать очевидевшего благоустройства заграничные. Во-первых, как это ни странно, и Латвия — страна. Все причиндалы, полагающиеся странам, имеет и она. И правительство (управляют которые), и народонаселение, и территория… Территория Территории, собственно говоря, нет — только делают вид… Просто полгубернии отдельно лежит. А чтоб в этом никто не убедился воочию — поезда от границ отходят ночью. Спишь, а паровоз старается, ревет — и взад, и вперед, и топчется на месте. Думаешь утром — напутешествовался вот! — а до Риги всего верст сто или двести. Ригу не выругаешь — чистенький вид. Публика мыта. Мостовая блестит. Отчего же у нас грязно и гадко? Дело простое — в размерах разгадка: такая была б Русь — в три часа всю берусь и умыть и причесать. Армия Об армии не буду отзываться худо: откуда ее набрать с двухмиллионного люда?! (Кой о чем приходится помолчать условиться, помните? — пословица: «Не плюй вниз в ожидании виз»). Войска мало, но выглядит мило. На меня б на одного уж во всяком случае хватило. Тем более, говорят, что и пушки есть: не то пять, не то шесть. Правительство Латвией управляет учредилка*. Учредилка — место, где спорят пылко. А чтоб языками вертели не слишком часто, председателя выбрали — господин Чаксте. Республика много демократичней, чем у нас. Ясно без слов. Все решается большинством голосов. (Если выборы в руках — понимаете сами — трудно ли обзавестись нужными голосами!) Голоснули, подсчитали — и вопрос ясен… Земля помещикам и перешла восвояси. Не с собой же спорить! Глупо и скучно. Для споров* несколько эсдечков приручено. Если же очень шебутятся с левых мест, проголосуют — и пожалуйте под аре́ст. Чтоб удостовериться, правдивы мои слова ли, спросите у Дермана* — его «проголосовали». Свобода слова Конечно, ни для кого не ново, что у демократов свобода слова. У нас цензура — разрешат или запретят. Кому такие ужасы не претят?! А в Латвии свободно — печатай сколько угодно! Кто не верит, убедитесь на моем личном примере. «Напечатал «Люблю»* — любовная лирика. Вещь — безобиднее найдите в мире-ка! А полиция — хоть бы что! Насчет репрессий вяло. Едва-едва через три дня арестовала. Свобода манифестаций И насчет демонстраций свобод немало — ходи и пой досы́та и до отвала! А чтоб не пели чего, устои ломая, — учредилку открыли в день маёвки. Даже парад правительственный — первого мая. Не правда ли, ловкие головки?! Народ на маёвку повалил валом: только отчего-то распелись «Интернационалом». И в общем ничего, сошло мило — только человек пятьдесят полиция побила. А чтоб было по-домашнему, а не официально-важно, полиция в буршей* была переряжена. Культура Что Россия? Россия дура! То-то за границей — за границей культура. Поэту в России — одна грусть! А в Латвии каждый знает тебя наизусть. В Латвии даже министр каждый — и то томится духовной жаждой. Есть аудитории. И залы есть. Мне и захотелось лекциишку прочесть. Лекцию не утаишь. Лекция — что шило. Пришлось просить, чтоб полиция разрешила. Жду разрешения у господина префекта. Господин симпатичный — в погончиках некто. У нас с бумажкой натерпелись бы волокит, а он и не взглянул на бумажкин вид. Сразу говорит: «Запрещается. Прощайте!» — Разрешите, — прошу, — ну чего вы запрещаете? — Вотще! «Квесис, — говорит, — против футуризма вообще». Спрашиваю, в поклоне свесясь: — Что это за кушанье такое — К-в-е-с-и-с? — «Министр внудел, — префект рёк — образованный — знает вас вдоль и поперек». — А Квесис не запрещает, ежели человек — брюнет? — спрашиваю в бессильной яри. «Нет, — говорит, — на брюнетов запрещения нет». Слава богу! (я-то, на всякий случай — карий). Народонаселение В Риге не видно худого народонаселения. Голод попрятался на фабрики и в селения. А в бульварной гуще — народ жирнющий. Щеки красные, рот — во! В России даже у нэпистов меньше рот. А в остальном — народ ничего, даже довольно милый народ. Мораль в общем Зря, ребята, на Россию ропщем.