Выбрать главу

Как у третьей темна черных глаз глубина,

И когда на заре улетает мой сон,

Не вставая, гляжу я в пустой небосклон -

Все гляжу да все думаю молча о том:

Кабы деньги да деньги, построил бы дом!

Окружил бы его я высокой стеной,

Заключил бы я в нем трех красавиц со мной -

От утра до утра им бы песни я пел!

От зари до зари им бы в очи глядел!

<1848>

ГРУЗИНСКАЯ НОЧЬ

Грузинская ночь — я твоим упиваюсь дыханьем!

Мне гак хорошо здесь под этим прохладным навесом,

Под этим навесом уютной нацваловой (1) сакли.

На мягком ковре я лежу под косматою буркой,

Не слышу ни лая собак, ни ослиного крику,

Ни дикого пенья под жалобный говор чингури (2).

Заснул мой хозяин — потухла светильня в железном

Висячем ковше… Вот луна! — и я рад, что сгорело

Кунжутное (3) масло в моей деревенской лампаде…

Иные лампады зажглись, я иную гармонию слышу.

О боже! какой резонанс! Чу! какая-то птица

Ночная, болотная птица поет в отдаленья…

И голос ее точно флейты отрывистый, чистый,

Рыдающий звук — вечно та же и та же

В размер повторенная нота — уныло и тихо

Звучит. — Не она ли мне спать не дает! Не она ли

Напела мне на душу грусть! Я смыкаю ресницы,

А думы несутся одна за другой, беспрестанно,

Как волны потока, бегущего с гор по ущелью.

Но волны потока затем ли бегут по ущелью,

Чтоб только достигнуть предела и слиться с волнами

Безбрежного моря! — нет, прежде чем моря достигнуть,

Они на долину спешат, напоить виноградные лозы

И нивы — надежду древнейшего в мире народа.

А вы, мои думы! — вы, прежде чем в вечность

Умчитесь, в полете своем захватив мириады

Миров, — вы — скажите, ужель суждено вам

Носиться бесплодно над этою чудной страною,

Так страстно любимою солнцем и — выжженной солнцем!

1 Нацвал — деревенский староста. (Здесь и далее подстрочные примечания, кроме специально оговоренных, принадлежат Я. П. Полонскому.)

2 Чингури — струнный инструмент.

3 Кунжут — растение.

1848

ТАТАРКА

На коне, в тени черешни,

Я стою — смотрю, как вешний

Ветерок волнует рис;

По дороге ехать жарко -

Ни души — одна татарка

По оврагу сходит вниз.

Вот сошла — и у канавы

На обломок серой лавы

Ставит кованый кувшин;

Подбоченилась лениво

И косится боязливо:

Нет ли около мужчин.

Я заметил беспокойный

Взгляд — щеки румянец знойный -

Черный локон у виска.

О аллах! в твоей пустыне

Я подобного доныне

Не видал еще цветка!

Но татарка встрепенулась

И пугливо завернулась

Руйбянды {*} своей концом.

{* Руйбяида или рубанда -

женская повязка, закрывающая

лицо до самых глаз. (Прим. авт.)}

Торопливо придержала

Свой кувшин и грубо стала

От меня назад лицом.

Неучтив обычай края!

Но, обычай проклиная,

Быть в долгу я не хочу.

(Может быть, догадлив был я),

Сам себе лицо закрыл я

Пыльной шапкой и — скачу.

Впрочем, как не обернуться!

Вижу (как не улыбнуться!) -

На меня она глядит -

И смеется — вот уловка!

Догадалася плутовка,

Что никто не сторожит!

<1848>

В ИМЕРЕТИИ

Царя Вахтанга {*} ветхие страницы

{* Царь Вахтанг — грузинский

летописец. (Прим. авт.)}

Перебирая в памяти моей,

Иду я в терем доблестной царицы,

В развалину — приют неведомых теней.

Уже заря, как зарево пожара,

На гребни темных скал бросает жаркий свет!

Заря, леса и скалы!.. О Тамара!

Не здесь ли пел твой пламенный поэт!

Дыша, я чувствую, что здесь земля — кладбище,

А небеса — покров почиющих царей;

И между тем нигде природа, как жилище

Творца, не может быть ни лучше, ни пышней.

Кругом, как божия ограда.

Заоблачный хребет далеко манит взор,

Там спят леса под говор водопада;

А здесь миндаль, и лозы винограда,

И дикого плюща живой ковер.

О, здесь бы жить — любить и наслаждаться;

Но по горам какой-то демон злой,

Блуждая, не дает ни сердцу забываться,

Ни бедный ум согреть мечтой. -

Незримый дух! Он всюду бьет тревогу;

Везде кричит: сюда, сюда!

Здесь нужно вам в скалах пробить дорогу!