Выбрать главу

Свет восходящих звезд — вся ночь, когда она

Светла без месяца, без облаков темна,

Заключена в глазах твоих чудесных.

При них теряюсь я — и не могу понять,

И словом не могу понятным передать

Волнений, сердцу неизвестных.

Я верю иногда, что мне в глазах твоих

Читать любовь — была б отрада.

А иногда мне страшно возле них,

Как темной ночью возле клада.

Что выражает мне твой непонятный взгляд,

Когда глаза твои глядят и не глядят

Из-под ресниц тяжеловесных?

Не так ли две звезды — две путницы небесных,

Не зная, чьи мечты за ними вслед текут -

Горят — не греют — но… влекут.

<1855>

* * *

У АСПАЗИИ

Гость

Что б это значило — вижу, сегодня ты

Дом свой, как храм, убрала:

Между колонн занавесы приподняты,

Благоухает смола.

Цитра настроена; свитки разбросаны;

У посыпающих пол

Смуглых рабынь твоих косы расчесаны…

Ставят амфоры на стол.

Ты же бледна, — словно всеми забытая,

Молча стоишь у дверей.

А с п а з и я

Площадь отсюда видна мне, покрытая

Тенью сквозных галерей,

Шум ее замер — и это молчание

В полдень так странно, что вновь

Сердце мне мучит тоска ожидания,

Радость, тревога, любовь.

Буйных Афин тишину изучила я:

Это — Перикл говорит;

Если бледна и молчит его милая,

Значит весь город молчит…

Чу! шум на площади — рукоплескания

Друга венчает народ

Но и в лавровом венке из собрания

Он к этой двери придет.

1855

ПЧЕЛА

Пчела, погибшая с последними цветами,

Недаром чистыми янтарными сотами

Ты, с помощью сестер, свой улей убрала.

Ту руку, что тебя все лето берегла,

Обогатила ты сладчайшими дарами.

А я, собравши плод с цветов господней нивы,

Я рано, до зари, вернулся в сад родной;

Но опрокинутым нашел я улей мой…

Где цвел подсолнечник — растут кусты крапивы,

И некуда сложить мне ноши дорогой…

1855

Моя судьба, старуха, нянька злая,

Моя судьба, старуха, нянька злая,

И безобразная, и глупая, за мной

Следит весь день и, под руку толкая,

Надоедает мне своею болтовней.

Когда-то в карты мне она гадала

И мне сулила много светлых дней;

Я, как ребенок, верил ей сначала,

Доверчив был и уживался с ней.

То штопая, то делая заплаты,

Она не раз при мне ворчала на беду:

"Вот погоди! как будем мы богаты,

Я от тебя сама уйду…"

А между тем несутся дни и годы -

Старуха все еще в моем углу ворчит,

Во все мешается, хлопочет и, свободы

Лишая разум, сердце злит.

И жизнь моя, невольно, как-то странно

Слилась с ее житьем-бытьем,

И где бы ни был я, один ли — беспрестанно

Мне кажется: мы с ней вдвоем.

Проснусь ли я душою, озаренный

Внезапной мыслию иль новой красотой,

Плаксивое лицо старухи раздраженной

Как желтое пятно мелькает предо мной.

Хочу любить… "Нет, — говорит, — не вправе,

Не смеешь ты, не должен ты любить".

Уединясь, мечтаю ли о славе,

Она, как мальчика, придет меня дразнить.

И болен я — и нет мне сил подняться,

И слышу я: старуха, головой

Качая, говорит, что вряд ли мне дождаться

Когда-нибудь судьбы иной.

1855

НА ЧЕРНОМ МОРЕ

Отрадней сна, товарищ мой,

Мне побеседовать с тобой:

Сердитый вал к нам в люки бьет;

Фонарь скрипит над головой;

И тяжко стонет пароход,

Как умирающий больной.

Ты так же ранен, как и я…

Но эти раны жгут меня

И в то же время холодят:

Не спас меня хирурга нож,

Но ты меня моложе, брат,

И ты меня переживешь.

Едва ли, впрочем, этот Крым,

И этот гул, и этот дым,

И эти кучи смрадных тел

Забудешь ты когда-нибудь,

Куда бы ты ни полетел

Душой и телом отдохнуть.

На лоне мира и любви.

Ты вспомнишь — ужас! — ты в крови

Топтал товарищей своих,

Ты слышал их предсмертный хрип,

Ты, раненый, близ ран моих

Лежал, страдал и — не погиб.

Какой ценой, ты вспомнишь, брат,

Купили мы развалин ряд!

Для человеческих ушей

Гром неестественный гремел,

Когда мы лезли из траншей