Выбрать главу

И она в открытом поле

Сорвала себе цветок,

И лепечет, обрывая

Каждый белый лепесток:

— Любит — нет — не любит — любит.

И, оборванный кругом,

"Да" сказал цветок ей темным,

Сердцу внятным языком.

На устах ее — улыбка,

В сердце — слезы и гроза.

С упоением и грустью

Он глядит в ее глаза.

Говорит она: обман твой

Я предвижу — и не лгу,

Что тебя возненавидеть

И хочу и не могу.

Он глядит все так же грустно,

Но лицо его горит…

Он, к плечу ее устами

Припадая, говорит:

— Берегись меня! — я знаю,

Что тебя я погублю,

Оттого что я безумно,

Горячо тебя люблю!..

<1856>

И. С. АКСАКОВУ

Когда мне в сердце бьет, звеня, как меч тяжелый,

Твой жесткий, беспощадный стих,

С невольным трепетом я внемлю невеселой,

Холодной правде слов твоих.

В негодование души твоей вникая,

Собрат, пойму ли я тебя?

На смелый голос твой откликнуться желая,

Каким стихом откликнусь я?

Не внемля шепоту соблазна, строгий гений

Ведет тебя иным путем,

Туда, где нет уже ни жарких увлечений,

Ни примирения со злом.

И если ты блуждал — с тобой мы врознь блуждали:

Я силы сердца не щадил;

Ты — не щадил труда; и оба мы страдали:

Ты больше мыслил, я — любил.

Общественного зла ты корень изучая,

Стоял над ним с ножом, как врач;

Я выжал сок его, пил — душу отравляя

И заглушая сердца плач.

К чему оно влеклось, кого оно согрело?

Зачем измучено борьбой?

О брат! пойму ли я при звуках лиры, смело,

Законно поднятой тобой?

Быть может, знать добро не значит зла не видеть,

Любить — не значит тосковать…

Что искренно нельзя и тьмы возненавидеть

Тому, кто сам не мог сиять…

Вот почему, когда звенит, как меч тяжелый,

Твой жесткий, беспощадный стих,

С невольным трепетом я внемлю невеселой,

Холодной правде слов твоих.

Июнь 1856. СПб.

НА ПУТИ ИЗ ГОСТЕЙ

Славный мороз. Ночь была бы светла

Да застилает сиянье

Месяца душу гнетущая мгла -

Жизни застывшей дыханье.

Слышится города шорох ночной,

Снег подметенный скрипит под ногой…

Дальних огней вижу мутные звезды,

Да запертые подъезды…

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Что же в гостях удержало меня?

Или мне было привольно

В сладком забвеньи бесплодного дня

Мучить себя добровольно?

Скучно и глупо без цели болтать…

И не охотник я в карты играть, -

Даже, признаться, не радует ужин;

Да и кому я там нужен!

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Мери сегодня была весела

И грациозно-любезна;

Но хоть она и умна и мила -

Нравится ей бесполезно.

Слушать — так, право, на горе мое,

Бредит героями… но до нее

Мне далеко, потому что невеста

Ищет доходного места.

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Олимпиада простее сестры…

Впрочем — глаза с поволокой,

Листа играет; во время игры

Пальцы взлетают высоко,

Клавиши так и стучат и гремят…

Все, будто в страхе каком-то, молчат…

Правду сказать, мастера ее руки

На музыкальные штуки!

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Виктор стихи нам сегодня прочел:

Дамы остались довольны;

Только старик отчего-то нашел,

Что чересчур мысли вольны.

Что молодежь нынче стала писать

Так, что не следует вслух и читать,

Вот и прочел я стихи эти снова, -

Ну, и не понял ни слова!

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Гости бывают там разных сортов:

В дом приезжают — вертятся,

И комплимент у них мигом готов,

Из дому едут — бранятся.

Что занимает их — трудно понять,

Всё обо всем они могут сказать;

Каждый себя самолюбьем измучил,

Каждому каждый наскучил.

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

В люди как будто невольно идешь:

Все будто ищешь чего-то,

Вот-вот не нынче, так завтра найдешь…

Одолевает зевота,

Скука томит… А проклятый червяк

В сердце уняться не хочет никак:

Или он старую рану тревожит,

Или он новую гложет.

Боже мой! боже мой!

Поздно приду я домой!

Много есть чудных, прекрасных людей,