Выше — в небе — над Рязанью
К югу лебеди летели,
А внизу виднелась будка
С алебардой, мост да пара
Фонарей, да бабы в кичках
Шли ко всенощной с базара.
Им навстречу с колокольни
Несся гулкий звон вечерний;
Тени шире разрастались
Я крестился суеверней…
Побледнел твой лик, и, помню,
Ты мне на ухо пропела:
"Милый мой! скажи, какая
Речь в уме твоем созрела?
О, вития! здесь не форум
Здесь еще сердцам народа
Говорит вот этот гулкий
Звон церковный, да природа…
Здесь твое — quousque tandem (2)
Будет речью неуместной,
И едва ль понятен будет
Стих твой — даже благовестный!"
Время шло — и вот из школы
В жизнь ушел я, и объяла
Тьма меня; ни ты, о муза,
Друг мой, свет мой, не отстала.
Помнишь, — молодо-беспечны
И отверженно-убоги,
За возами шли мы полем
Вдоль проселочной дороги,
Нас охватывали волны
Простывающего жара,
Лик твой рдел в румяном блеске
Вечереющего пара,
И не юною подругой,
И не девушкой любимой
Божеством ты мне казалась,
Красотой невыразимой.
Я молчал — ты говорила:
"Нашу бедную Россию
Не стихи спасут, а вера
В божий суд или в мессию.
И не наши Цицероны,
Не Горации — иная
Вдохновляющая сила,
Сила правды трудовая
Обновит тот мир, в котором
Славу добывают кровью,
Мир с могущественной ложью
И с бессильною любовью"…
С той поры, мужая сердцем,
Постигать я стал, о муза,
Что с тобой без этой веры
Нет законного союза…
1 Олегов монастырь над Окой, в 12 верстах от Рязани.
2 Начало знаменитой фразы из речи Цицерона: "Доколе, Катилина, будешь ты злоупотреблять доверием нашим?" — Ред.
<1877>
НА ЗАКАТЕ
Вижу я, сизые с золотом тучи
Загромоздили весь запад; в их щель
Светит заря, — каменистые кручи,
Ребра утесов, березник и ель
Озарены вечереющим блеском;
Ниже — безбрежное море. Из мглы
Темные скачут и мчатся валы
С неумолкаемым гулом и плеском.
К морю тропинка в кустах чуть видна,
К морю схожу я, и
Здравствуй, волна!
Мне, охлажденному жизнью и светом,
Дай хоть тебя встретить теплым приветом!..
Но на скалу набежала волна
Тяжко обрушилась, в пену зарылась
И прошумела, отхлынув, назад:
— Новой волны подожди, — я разбилась…
Новые волны бегут и шумят,
То же, все то же я слышу от каждой…
Сердце полно бесконечною жаждой
Жду, — все темно, — погасает закат…
<1877>
У ОКНА
…И вижу я в окно, как душу холодящий
Отлив зелено-золотой,
В туманную лазурь переходящий,
Объемлет неба свод ночной.
Далекая звезда мелькает точкой белой -
И в небе нет других светил.
Громадный город спит, в беспутстве закоснелый,
И бредит, как лишенный сил…
Мысль ищет выхода — ее пугает холод,
Она мне кажется мечтой,
И не найдут ее, когда проснется город
С его бездушной суетой.
<1876>
БОЛГАРКА
Без песен и слез, в духоте городской,
Роптать и молиться не смея,
Живу я в гареме продажной рабой
У жен мусульманского бея.
Одна говорит: "Ну, рассказывай мне,
Как ваше селенье горело;
И выл ли твой муж, пригвожденный к стене,
Как жгли его белое тело…"
Другая, смеясь, говорит мне: "Ну да,
Недаром тебя пощадили:
Наш бей, уж конечно, был первым, когда
Твою красоту обнажили…"
"Ну что ж? — нараспев третья мне говорит,
Держа над лицом опахало, -
Хоть резать детей нам Коран не велит…
Но ты ли одна пострадала?!."
И злятся, что я так скупа на слова,
Внимая речам безучастным,
Глаза мои сухи, в огне голова,
Все небо мне кажется красным:
Как будто сады, минарет и дома
В кровавом стоят освещенье…
В глазах ли обман, иль схожу я с ума,
Иль это предчувствие мщенья!
Навеки тот душу отравит свою
Стыдом или жаждою битвы,
Кто в страшную душу заглянет мою
В часы безнадежной молитвы.
Прийди же, спаситель! — бери города,
Где слышится крик муэзина,
И пусть в их дыму я задохнусь тогда