Вдали мелькает голова…
Здесь точно рай, и ты привыкла
К благополучью своему.
Здесь рай. Зачем же ты поникла,
И вновь задумалась к чему?
Иль поняла, что рай твой тесен
Для гражданина и для песен,
Что мысли здесь займут луна,
Цветы, грибы, прогулки летом,
И новой жизни семена
Взойдут, быть может, пустоцветом;
Что в этом маленьком раю
Все измельчает понемногу.
Иные скажут: "Слава богу!"
А ты, — ты, голову свою
Повесив, будешь, как немая,
Сидеть и думать: "Боже мой!
Как хорошо бежать из рая
И окунуться с головой
В жизнь, поднимающую вой,
Как злое море под грозой…"
Мыза Ивановка. 1862
ПОЦЕЛУЙ
И рассудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя
Я целую тебя и за ту, перед кем
Я таил мои страсти — был робок и нем,
И за ту, что меня обожгла без огня
И смеялась, и долго терзала меня,
И за ту, чья любовь мне была бы щитом,
Да, убитая, спит под могильным крестом.
Все, что в сердце моем загоралось для них,
Догорая, пусть гаснет в объятьях твоих.
<1863>
СТАРЫЙ ОРЕЛ
Еще на солнце я гляжу и не моргаю,
И вижу далеко играющих орлят
Отлет их жадными глазами провожаю,
И знать хочу — куда они летят…
Но я отяжелел — одрях — не без кручины
Сижу один я на краю стремнины,
У разоренного гнезда,
И только изредка, позабывая годы,
На отдаленный шум их крыл и клич свободы:
"Сюда, сюда! старик, сюда!"
Я поднимаю машущие крылья,
Хочу лететь насколько хватит сил.
Увы! напрасные усилья!
Я только с камней пыль сметаю взмахом крыл
И, утомленный, вновь дремлю, сомкнув зеницы,
И жду, когда в горах погаснет красный день,
За мной появится блуждающая тень
Моей возлюбленной орлицы…
<1863>
Твой скромный вид таит в себе
Твой скромный вид таит в себе
Так много силы страстной воли,
Что не уступишь ты судьбе
Ни шагу без борьбы и боли.
Мгновенья счастья ты трудом
Или болезнями искупишь;
Но пред общественным судом
Ресниц стыдливо не потупишь.
Свет осужден тобою — он
Не может дать тебе закона;
Святая правда — твой закон,
Святая гордость — оборона.
Пускай поэта стих живой
В тебе отзыва не находит,
Поэт, отвергнутый тобой,
Тебя и встретит и проводит.
Осмеянный певец любви
Не осмеет твои порывы -
Откликнется на все призывы,
На все страдания твои.
<1863>
Все, что меня терзало, — все давно
Все, что меня терзало, — все давно
Великодушно прощено
Иль равнодушно позабыто,
И если б сердце не было разбито,
Не ныло от усталости и ран, -
Я б думал: все мечта, все призрак, все обман.
Надежды гибли, слезы высыхали,
Как бури, страсти налетали
И разлетались, как туман, -
И ты, которая, даря меня мечтами,
Была отрадой для души больной.
Унесена — исчезла за горами,
Как облачко с поднявшейся росой…
<1864>
Чтобы песня моя разлилась как поток,
Чтобы песня моя разлилась как поток,
Ясной зорьки она дожидается:
Пусть не темная ночь, пусть горящий восток
Отражается в ней, отливается.
Пусть чиликают вольные птицы вокруг,
Сонный лес пусть проснется-нарядится,
И сова — пусть она не тревожит мой слух
И, слепая, подальше усядется.
<1864>
ЧУЖОЕ ОКНО
Помню, где-то в ночь с проливным дождем
Я бродил и дрог под чужим окном;
За чужим окном было так светло,
Так манил огонь, что я — стук в стекло…
Боже мой! какой поднялся содом!
Как встревожил я благородный дом!
"Кто стучит! — кричат, — убирайся, вор!
Аль не знаешь, где постоялый двор!.."
Ваше сердце мне — тоже дом чужой,
Хоть и светит в нем огонек порой,
Да уж я учен — не возьму ничего,
Чтоб с отчаянья постучать в него…
<1864>
ВЕК
Век девятнадцатый — мятежный, строгий век -
Идет и говорит: "Бедняжка человек!
О чем задумался? бери перо, пиши:
В твореньях нет творца, в природе нет души.
Твоя вселенная — броженье сил живых,
Но бессознательных, — творящих, но слепых,
Нет цели в вечности; жизнь льется, как поток.
И, на ее волнах мелькнувший пузырек,
Ты лопнешь, падая в пространство без небес, -
Туда ж, куда упал и раб твой, и Зевес,
И червь, и твой кумир; фантазию твою
Я разбиваю в прах… покорствуй, я велю!"
Он пишет — век идет; он кончил — век проходит.
Сомненья вновь кипят, ум снова колобродит, -
И снова слушает бедняжка-человек,
Чт_о_ будет диктовать ему грядущий век…
<1864>
ЧТО, ЕСЛИ
Что, если на любовь последнюю твою
Она любовью первою ответит
И, как дитя, произнесет: "люблю",
И сумеркам души твоей посветит?
Ее беспечности, смотри, не отрави
Неугомонным подозреньем;
К ее ребяческой любви
Не подходи ревнивым привиденьем.
Очнувшись женщиной, в испуге за себя,
Она к другому кинется в объятья
И не захочет понимать тебя,
И в первый раз услышишь ты проклятья,
Увы! в последний раз любя.
<1864>
ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ
"Поцелуй меня…
Моя грудь в огне…
Я еще люблю…
Наклонись ко мне".
Так в прощальный час
Лепетал и гас
Тихий голос твой,
Словно тающий
В глубине души
Догорающей.
Я дышать не смел
Я в лицо твое,
Как мертвец, глядел
Я склонил мой слух…
Но, увы! мой друг,
Твой последний вздох
Мне любви твоей
Досказать не мог.
И не знаю я,
Чем развяжется
Эта жизнь моя!
Где доскажется
Мне любовь твоя!
<1864>
ПОЭТУ-ГРАЖДАНИНУ
О гражданин с душой наивной!
Боюсь, твой грозный стих судьбы не пошатнет,
Толпа угрюмая, на голос твой призывный
Не откликаяся, идет,
Хоть прокляни-не обернется…
И верь, усталая, в досужий час скорей
Любовной песенке сердечно отзовется,
Чем музе ропщущей твоей.
Хоть плачь — у ней своя задача:
Толпа-работница считает каждый грош;
Дай руки ей свои, дай голову, — но плача
По ней, ты к ней не подойдешь.
Тупая, сильная, не вникнет
В слова, которыми ты любишь поражать,
И к поэтическим страданьям не привыкнет,
Привыкнув иначе страдать.
Оставь напрасные воззванья!
Не хныкай! Голос твой пусть льется из груди,
Как льется музыка, — в цветы ряди страданья,
Любовью — к правде нас веди!
Нет правды без любви к природе,
Любви к природе нет без чувства красоты,
К Познанью нет пути нам без пути к свободе,
Труда — без творческой мечты…
<1864>
Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано:
Любви не боялась ты, сердцем созревшая рано:
Поверила ей, отдалась — и грустишь одиноко…