Выбрать главу
Еду. Тихо. Слышны звоны Под копытом на снегу, Только серые вороны Расшумелись на лугу.
Заколдован невидимкой, Дремлет лес под сказку сна, Словно белою косынкой Подвизалася сосна.
Понагнулась, как старушка, Оперлася на клюку, А над самою макушкой Долбит дятел на суку.
Скачет конь, простору много, Валит снег и стелет шаль. Бесконечная дорога Убегает лентой вдаль.

<1914>

Кузнец[18]

Душно в кузнице угрюмой, И тяжел несносный жар, И от визга и от шума В голове стоит угар. К наковальне наклоняясь, Машут руки кузнеца, Сетью красной рассыпаясь, Вьются искры у лица. Взор отважный и суровый Блещет радугой огней, Словно взмах орла, готовый Унестись за даль морей… Куй, кузнец, рази ударом, Пусть с лица струится пот. Зажигай сердца пожаром, Прочь от горя и невзгод! Закали свои порывы, Преврати порывы в сталь И лети мечтой игривой Ты в заоблачную даль. Там вдали, за черной тучей, За порогом хмурых дней, Реет солнца блеск могучий Над равнинами полей. Тонут пастбища и нивы В голубом сиянье дня, И над пашнею счастливо Созревают зеленя. Взвейся к солнцу с новой силой. Загорись в его лучах. Прочь от робости постылой, Сбрось скорей постыдный страх.

<1914>

«Зашумели над затоном тростники…»

Зашумели над затоном тростники. Плачет девушка-царевна у реки.
Погадала красна девица в семик[19]. Расплела волна венок из повилик.
Ах, не выйти в жены девушке весной, Запугал ее приметами лесной.
На березке пообъедена кора, — Выживают мыши девушку с двора.
Бьются кони, грозно машут головой, — Ой, не любит черны косы домовой.
Запах ладана от рощи ели льют. Звонки ветры панихидную поют.
Ходит девушка по бережку грустна, Ткет ей саван нежнопенная волна.

1914

«Троицыно утро, утренний канон…»

Троицыно утро, утренний канон, В роще по березкам белый перезвон.
Тянется деревня с праздничного сна, В благовесте ветра хмельная весна.
На резных окошках ленты и кусты. Я пойду к обедне плакать на цветы.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою, Похороним вместе молодость мою.
Троицыно утро, утренний канон. В роще по березкам белый перезвон.

1914

«Край любимый! Сердцу снятся…»

Край любимый! Сердцу снятся Скирды солнца в водах лонных. Я хотел бы затеряться В зеленях твоих стозвонных.
По меже, на переметке, Резеда и риза кашки. И вызванивают в четки Ивы — кроткие монашки.
Курит облаком болото, Гарь в небесном коромысле. С тихой тайной для кого-то Затаил я в сердце мысли.
Все встречаю, все приемлю, Рад и счастлив душу вынуть. Я пришел на эту землю, Чтоб скорей ее покинуть.

1914

«Пойду в скуфье смиренным иноком…»

Пойду в скуфье смиренным иноком Иль белобрысым босяком — Туда, где льется по равнинам Березовое молоко.
Хочу концы земли измерить, Доверясь призрачной звезде, И в счастье ближнего поверить В звенящей рожью борозде.
Рассвет рукой прохлады росной Сшибает яблоки зари. Сгребая сено на покосах, Поют мне песни косари.
Глядя за кольца лычных прясел, Я говорю с самим собой: Счастлив, кто жизнь свою украсил Бродяжной палкой и сумой.
Счастлив, кто в радости убогой, Живя без друга и врага, Пройдет проселочной дорогой, Молясь на копны и стога.

1914

«Шел господь пытать людей в любови…»

Шел господь пытать людей в любови, Выходил он нищим на кулежку[20]. Старый дед на пне сухом, в дуброве, Жамкал деснами зачерствелую пышку.
Увидал дед нищего дорогой, На тропинке, с клюшкою железной, И подумал: «Вишь, какой убогой, — Знать, от голода качается, болезный».
Подошел господь, скрывая скорбь и муку: Видно, мол, сердца их не разбудишь… И сказал старик, протягивая руку: «На, пожуй… маленько крепче будешь».

1914

В хате

Пахнет рыхлыми драченами[21]; У порога в дежке[22] квас, Над печурками[23] точеными Тараканы лезут в паз.
Вьется сажа над заслонкою, В печке нитки попелиц, А на лавке за солонкою — Шелуха сырых яиц.
Мать с ухватами не сладится, Нагибается низко, Старый кот к махотке крадется На парное молоко.
Квохчут куры беспокойные Над оглоблями сохи, На дворе обедню стройную Запевают петухи.
А в окне на сени скатые, От пугливой шумоты, Из углов щенки кудлатые Заползают в хомуты.
вернуться

18

Кузнец — Стихотворение было напечатано в большевистской «Правде» 15 мая 1914 года (в то время газета выходила под названием «Путь правды»).

вернуться

19

Семик — седьмой четверг после пасхи, то есть последний четверг перед церковным праздником троицы. Вот как описывается этот праздник и гадания, бытовавшие в Рязанской губернии: «В семик есть обычай наряжать березку. Срубленную молодую березку около шести часов пополудни приносят на выгон или на улицу; к ней собираются бабы, девки в лучших нарядах, хотя бы это было после трудной дневной работы, и молодые парни. Бабы и девки изукрашивают березку бумажными и шелковыми платками и лентами, если они водятся, навязывая все это по веткам; потом с песнями и с наряженной березкой идут в ближайшую рощу, где есть много березняку. Тут, на луговинке, водружают березку, и потом, рассыпавшись по березняку, ломают ветви, плетут венки и надевают их на головы… Все, участвовавшие в завивании венков, идут к реке или к пруду, снимают с себя венки, кладут их на воду близ берега и, сквозь венок почерпнув воды, умываются. Потом, взяв опять венок, бросают его далеко на воду: ежели венок потонет — то бросивший его умрет в том же году, а не потонет — то будет жив. Этот самый обычай совершенно в том же виде повторяется и в троицын день; разница существует только в названии: в семик завивают венки, а в троицын день развивают» (В. Селиванов. Год русского земледельца. М., 1914, с. 24–25).

вернуться

20

Кулижка (кулига) — обособленный лужок, полянка или прогалина в лесу, ровная площадка среди домов в деревне, особняком расположенная луговинка и т. п.

вернуться

21

Драчена — кушанье, выпекаемое из яиц, молока, масла, сметаны и т. п.

вернуться

22

Дежка — квашня, кадочка, в которой заквашивают тесто.

вернуться

23

Печурка — углубление, ямка в зеркале русской печки.