Стихотворения. Поэмы

_{Вторая половина 1820}

РОМАНТИКА

Methinks, I see… Where?..[7]

In my mind's eyes.

Shakespeare

Девушка, что ты?
— И не ответит.
Нет ни души здесь. Ну что ты?
Тихо местечко. Солнышко светит,
С кем говоришь ты в эти минуты?
Руки простерла к кому ты?
— И не ответит.
То в пустоту ненароком
Смотрит невидящим оком,
То озирается с криком,
То вдруг слезами зальется.
Что-то хватает в неистовстве диком,
Плачет и тут же смеется.
"Здесь ты, Ясенько? Вижу, что любишь,
Если пришел из могилы!
Тише! меня ты погубишь,
Мачеха дома, мой милый!
Слышит? — и ладно, пусть я в ответе!
Ты ведь не здесь — на том свете!
Умер? Как страшно в сумраке ночи!
Нет, мне не страшно, ты рядом, как прежде,
Вижу лицо твое, губы и очи!
В белой стоишь ты одежде!
Сам ты холстины белее,
Боже, как холодны эти ладони!
Дай их сюда — отогрею на лоне.
Ну поцелуй же, смелее!
Умер! Прошли две зимы и два лета!
Как холодна ты, могила!
Милый, возьми меня с этого света,
Все мне постыло.
Люди все злобою дышат,
Горько заплачу — обидят,
Заговорю я — не слышат,
То, что я вижу, — не видят!
Днем не придешь ты… Не сон ли?.. Как странно!
Я тебя чувствую, трогаю даже.
Ты исчезаешь. Куда ты? Куда же?
Рано, совсем еще рано!
Боже! Запел на окраине кочет,
В окнах багряные зори.
Стой же! Уходит. Остаться не хочет.
Горе мне, горе!"
Так призывает девушка друга,
Тянется следом и плачет.
Голос печали слышит округа,
Люди толпятся, судачат.
"Богу молитесь! — твердят старожилы.
Просит душа о помине,
Ясь неразлучен с Карусей поныне,
Верен был ей до могилы".
Я в это верю, не сомневаюсь,
Плачу, молиться пытаюсь.
"Девушка, что ты? — крикнет сквозь ропот
Старец и молвит солидно:
Люди, поверьте, поверьте в мой опыт,
Мне ничего здесь не видно.
Духи — фантазия глупой девицы,
Что вы за темные души!
Спятила — вот и плетет небылицы,
Вы же развесили уши!"
"Девушка чует, — отвечу я сразу,
Люди без веры — что звери.
Больше, чем разуму, больше, чем глазу,
Верю я чувству и вере.
Будет мертва твоя правда, покуда
Мертвый твой мир настоящим не станет.
Жизни не видишь — не видишь и чуда.
Было бы сердце — оно не обманет!"

_{Январь 1821 г.}

СВИТЕЗЬ

Баллада

^{Михалу Верещака}

Когда ты держишь в Новогрудок путь,
Плужинским проезжая бором,
Над озером дай коням отдохнуть,
Окинь его любовным взором.
Ты видишь Свитезь. Гладь воды ясна,
Как лед, недвижна и блестяща,
И вкруг нее, как черная стена,
Стоит таинственная чаща.
Когда в ночи проходишь той тропой,
Ты видишь небо в темных водах,
И звезды — под тобой и над тобой,
И две луны на синих сводах.
И не поймешь: вода ли в вышину
Уходит зеркалом бездонным
Иль опустилось небо в глубину
И там блестит зеркальным лоном.
Не знаешь, то вершина или дно
Во мраке берега пропали,
И кажется, с мирами заодно
Плывешь в неведомые дали.
Прозрачен воздух, ясен небосклон,
И тот обман отраден взору.
Но если ты не храбрецам рожден,
Не езди тут в ночную пору.
Такого начудесит сатана,
Таких накрутит штук бесовских!
И вспомнить — страх! Всю ночь лежишь-без сна,
Послушав былей стариковских!
То, словно люди в страхе гомонят,
Из бездны шум идет великий,
Валит столбами дым, гремит набат,
Оружья звон и женщин крики.
Вдруг дым пропал, стихает гром и звон,
И только смутно шепчут ели,
И, словно над покойником псалом,
В пучине жалостно запели.
Что это значит? Кто ж ответ вам даст?
На дне ведь люди не бывали.
Болтают всякое — кто что горазд,
А правда есть ли в том? Едва ли.
Плужинский пан, тот самый пан, чей дед
И прадед Свитезью владели,
И сам все думал и держал совет:
Как разобраться в этом деле?
С заказом в город он послал людей,
Большие сделал там закупки,
И мастерят уж невод в сто локтей
И строят парусные шлюпки.
Тут я сказал: "Бог да поможет вам,
Ему усердно помолитесь".
Пан дал на мессу, в Цирин съездил сам,
И ксендз приехал с ним на Свитезь.
На берег вышел, свой надел орнат,
Все окропил и помолился.
Нам подал знак, гребцы взмахнули в лад
И с шумом невод погрузился.
Уходит вглубь, и поплавки за ним,
Как будто под водой и дна нет.
Канаты напряглись, мы все глядим;
Неужто ничего не тянет?
Но невод тяжко из воды идет,
Так тяжко, словно тащит глыбу.
Сказал бы, — да поверит ли народ,
Какую выловили рыбу.
Не рыбу, нет, — болтать не стану зря,
Из волн красавица явилась.
Уста — кораллы, щеки как заря.
Вода с кудрей льняных струилась.
На всех тут страх напал. Иной бежит,
Иной стоит белее мела.
Она под воду скрыться не спешит
И молвит ласково и смело:
"О юноши! То знает весь народ:
Никто в задоре безрассудном
Веслом не смел коснуться этих вод
Он потонул бы вместе с судном.
Ты, дерзкий, также и твои челны
Истлели б скоро под волнами,
Но здесь твой дед и прадед рождены,
И ты единой крови с нами.
Так знай, хоть любопытство — ваш порок,
Но вы призвали божье имя,
И быль об этом озере вам бог
Устами огласит моими.
Когда-то здесь, где тростники шуршат,
Где царь-травой покрыты мели,
Кипела жизнь, стоял обширный град,
Строенья крепкие белели.
Красавиц много было в граде том,
Мужей, искусных в деле бранном.
И Свитезью владел тот княжий дом,
Что славен доблестным Туганом.
Кругом леса в ту пору не росли,
Желтела на полях пшеница,
И Новогрудок виден был вдали
Литвы цветущая столица.
Но русский царь войной пошел на нас,
И осадил он град Мендога,
И обуяла в этот грозный час
Литву великая тревога.
С гонцом письмо литовский государь
Шлет моему отцу Тугану:
"Ты выручал наш стольный град и встарь,
Спеши, ударь по вражью стану!"
Туган прочел — и приказал скликать
Мужей для воинской потехи.
И собралось охочих тысяч пять,
При каждом — конь и все доспехи.
Труба гремит — и пыль столбом взвилась:
То скачет рать за княжьим стягом.
Но вижу, вдруг остановился князь
И в замок воротился шагом.
Он говорит: "Могу ль губить своих,
Чтоб князю дать помогу в брани?
У Свитези ведь нет валков иных,
Как только крепость нашей длани.
Но если в битву мы не все пойдем
Друзьям не будет обороны.
А все пойдем — как защитить свой дом,
Где наши дочери и жены?"
И я в ответ: "Отец! Послушай дочь:
Ступай! Над нами власть господня.
Мне снилось, ангел огненный всю ночь
Летал над городом сегодня.
Мечом он Свитезь очертил твою,
Златыми осенил крылами
И мне сказал: "Пока отцы в бою,
Не бойтесь, чада, — я над вами".
И внял Туган, — за войском он спешит.
Но вот уже И ночь настала.
И вдруг раздался грохот, стук копыт,
И крик "ура", и звон металла.
Таранами по стенам замка бьют,
Стреляют ядрами по сводам.
И дети, старцы, женщины бегут
Весь двор заполнился народом.
Кричат: "Скорей ворота на запор!
Спасите! Русь валит за нами!
Пусть лучше смерть, но только не позор!
Убьем, убьем друг друга сами!"
И яростью сменяется их страх,
Приносят факелы, солому,
Сокровища сжигают на кострах,
Огнем грозят гнезду родному.
"Кто убежит — будь проклят!" Я — во двор.
Унять хочу их — не умею.
Благодарят поднявшего топор,
Торопятся подставить шею.
Но что преступней: жизнь и честь губя,
Отдаться под ярем кровавый
Иль душу погубить, убив себя?
И я вскричала: "Боже правый!
Ты видишь, нам не совладать с врагом,
К тебе взываем, погибая:
Пусть лучше нас убьет небесный гром,
Укроет мать-земля сырая!"
И белизна внезапно разлилась,
Закрыла мир, как покрывало.
Я опустила очи, изумясь…
И подо мной земли не стало.
Взгляни на луг прибрежный: это бог
Избавил слабых от расправы:
Он дев и жен безгрешных уберег,
Их обратил в цветы и травы.
Подобно белым бабочкам, цветы
Парят над спящею водою.
Напоминают свежестью листвы
Зеленую под снегом хвою.
Так белый цвет безгрешности своей
Они хранят в веках нетленным.
Не оскорбит их пришлый лиходей
Прикосновением презренным.
То был царю и всем врагам урок:
Победу празднуя над нами,
Иной из них хотел сплести венок,
Иной — украсить шлем цветами.
Но лишь к цветам притронулись они,
Свершилось чудо правой мести:
В недуге страшном скорчились одни,
Других застигла смерть на месте.
Хоть все уносит времени поток,
Но быль народ не забывает:
Поет о чуде, и простой цветок
Он царь-травою называет".
Так молвит нам — и прочь плывет она.
И тонут сети, шлюпки тонут.
Летит на берег с грохотом волна,
Деревья в пуще дико стонут.
Как бездна, хлябь разверзлась перед ней,
Она исчезла в темном чреве,
И с той поры никто до наших дней
Не слышал о прекрасной деве.

₁₈₂₀

СВИТЕЗЯНКА[8]

^{Баллада}

Кто там мелькает в лунном сиянье,
Кто там идет, — отзовитесь!
Юноша с девой ходят в молчанье
Берегом озера Свитезь.
Он ей цветы в венок собирает
На луговинах зеленых.
Дева малиной его угощает,
Знать, это пара влюбленных.
Каждою ночью в травах болотных
Бродит чета молодая.
Юноша — это здешний охотник;
Кто эта дева — не знаю.
Как появилась, где и отколе
Вряд ли иной угадает.
Лютиком нежным явится в поле
И светлячком — пропадает.
"Тайну открой мне, дева, молю я,
Видимся мы не впервые,
Как ты попала в чащу лесную?
Где же твой дом, где родные?
Лето проходит, листья валятся,
Солнце нам светит все реже…
Вечно ли будем здесь мы встречаться,
Возле озерных прибрежий?
Что ты блуждаешь призраком сонным,
Серною легкой, лесною?
Лучше останься вместе с влюбленным,
Лучше останься со мною!
Малый мой домик близко отсюда,
В зарослях пышной лещины;
Вдоволь припасов я раздобуду,
Хватит плодов и дичины!"
"Стой, своевольный! — молвила дева.
Помню советы отцовы:
Как соловьи, щебечете все вы,
К лисьим уловкам готовы.
Мало я верю страстным моленьям,
Хитрость предвижу мужскую:
Пусть снизойду к твоим увереньям,
Сдержишь ли клятву святую?"
Пав на колени, горсточку праха
Взял он, творит заклинанья:
Страшную клятву давши без страха,
Сдержит ли он обещанья?
"Помни, охотник, клятву сдержи ты:
Ибо кто клятву нарушит
Горе тому! Не сыщет защиты,
Тело погубит и душу!"
Кудри венком украсила дева
И, не прибавив ни слова,
Прочь удалилась, тихо, без гнева,
В сумрак приюта лесного.
Следом охотник мчится за нею;
Все-таки, как ни старался,
Скрылась, дыханья ветра нежнее,
Он одинокий остался.
Молча идет он дикой тропою,
В топях блуждает прибрежных;
Тихо повсюду, лишь под ногою
Изредка хрустнет валежник.
К. озеру вышел неторопливо,
Ходит и смотрит безмолвно.
Ветер качает темные ивы,
Бурно вздымаются волны.
Бурно вскипели, глубь зачернела,
Силы небесные с нами!
Свитезь разверзся; девичье тело
Вдруг поднялось над волнами.
Щеки — нежнее розы румяной
В свете зари золотистой;
Перси, как легкой дымкой тумана,
Тканью одеты струистой.
"Юноша статный! Юноша милый!
Девы слышны увещанья.
Что ты здесь ищешь ночью, унылый,
В лунном блуждаешь сиянье?
Долго ли будешь бегать, вздыхая,
Ты за девчонкою шалой?
Только измучит юношу, злая
И надсмеется, пожалуй;
Верь мне, желаю только добра я.
Хватит стенаний печальных!
Мне лишь отдайся! Станем, играя,
В водах резвиться хрустальных;
Будешь над влагой озера зыбкой
Ласточкой быстрою мчаться
Или же рыбкой, резвою рыбкой
Вместе со мною плескаться;
Ночью ж, в прозрачной этой купели,
Где только звезд отраженья,
Будешь меж лилий, в мягкой постели,
Дивные видеть виденья!"
Тут распахнулись тонкие ткани,
Перси манят белизною;
Дева подходит легче дыханья:
"Юноша! — кличет, — за мною!"
Волн чуть касаясь стройной стопою,
Радугой в озеро канув,
Брызги рассыпав дерзкой рукою,
Мчится она средь туманов.
Юноша следом, стал у обрыва,
Хочет идти — отступает;
А голубые волны лениво
Юноши ноги ласкают.
Нежно ласкают, вглубь увлекают;
Сердце так сладко томится,
Словно стыдливо руку сжимает
Милому другу девица.
Вмиг позабыл он деву лесную,
Клятву забыл, ослепленный;
Кинулся в волны, буйно ликуя,
Новой красой увлеченный.
Дальше и дальше, страстью влекомый;
Волны безумца уносят.
Вот уж чуть виден берег знакомый.
Вот уж охотник на плесе.
Белые руки стиснул руками,
Взорами тонет во взоре,
Жаждет к устам прижаться устами
Вольно ему на просторе!
Ветер повеял, мгла расступилась,
Новое диво являя.
Смотрит охотник — что приключилось?
Ах, это дева лесная!
"Где ж твои клятвы? Где уверенья?
Помнишь: кто клятву нарушит,
Горе тому! Не сыщет спасенья,
Тело погубит и душу!
Нет, не тебе, знать, доля сулила
Водной владеть глубиною.
Тело сырая скроет могила,
Очи засыплет землею.
А твою душу адское пламя
Будет терзать без пощады:
Будешь томиться здесь, под ветвями,
Не ощущая прохлады"
Слышит охотник, смотрит тоскливо,
Вдруг содрогнулся безмолвно;
Ветер качает дальние ивы,
Бурно вздымаются волны.
Разом вскипели волны, бушуя,
Полные ярого гнева:
В черную бездну, в глубь водяную
Скрылись охотник и дева…
Волны доныне мечутся в пене,
А среди топей болотных
Видно: мелькают бледные тени
Дева и юный охотник.
В озере дева пляшет беспечно,
Юноша смотрит, стеная
Кто он? — Известен нам он, конечно.
Кто эта дева? — Не знаю.

7

Как будто вижу… Где?..

В очах моей души.

Шекспир (англ.)

8

Существует поверье, что на берегах Свитези появляются ундроны, или нимфы, которых в народе называют свитезянками.