Терпел немало бедный мальчик,
Страдал все больше он и больше,
Однако все свои несчастья
Претерпевал он, как мужчина,
В котором дух живет могучий.
А почему не оставлял он
Мучительную эту службу?
О, если б вы об этом знали!
Нет, не харчи и не одежда
Удерживали от соблазна
Бежать отсюда без оглядки!
Он не был гусаку подобен
Иль петуху, что забредают
Далёко, но, почуяв голод,
Вновь возвращаются к кормушке.
Нет! Был на соловья похож он,
На жаворонка походил он,
Которые, едва почуяв,
Что растворились дверцы клетки,
Пренебрегают сытой пищей
И улетают безвозвратно,
Чтоб вольной волей насладиться.
Вот кем он был! Он был как птица,
Стремящаяся на волю,
Но все ж не покидал он клетки,
Он к этой клетке был прикован
Одним желанием —
Учиться!
Учился он в господском доме:
Стоял он за спиной барчонка,
Заглядывая жадно в книги.
И все, что говорил учитель,
Немедленно запоминал он,
И то, что выучил однажды,
Из головы не вылетало —
Читать, писать он начал прежде,
Чем глупый барич…
Вот так и умножались годы,
Вот так и умножались знанья,
Как будто бы рога оленя,
Они ветвились.
И мальчуган гордился этим.
И, если барич
Все путал, по обыкновенью,
Сильвестр его ошибки видел,
И про себя он улыбался.
Все это понимал учитель
И знал он, что слуга способней
Высокомерного барчонка.
И если тот не знал урока,
Учитель, на позор лентяю,
К слуге с вопросом обращался
И, получив ответ толковый,
Стыдил барчонка.
Но успехи
Сильвестру не сулили счастья.
Наоборот — кичливый барич
Слуге, который был умнее,
Мстил и придумывал обиды
Все оскорбительней, все злее.
А мальчик барские удары
Душою ощущал, не телом.
Краснел не потому, что больно,
А потому, что было стыдно.
Так время шло. И на рассвете
Семнадцатого года жизни
Лучи всходящего светила
Рассеяли туман сознанья,
И каждый луч сливался в букву,
И буквы стали письменами.
«Довольно! По какому праву
Здесь бьют меня? Какое право
Один имеет человек
На то, чтоб обижать другого?
И разве создает господь
Того хорошим, а другого
Плохим? Нет! Если справедлив
Господь небесный, то не может
Так делать! Значит, всех людей
Он любит равно! Вот в чем правда!
Я больше не могу терпеть!
Довольно, хватит, будь что будет!
Я получаю пищу, кров,
Но ведь работаю за это.
И за добро я заплатил.
Они меня заставить могут,
Чтоб я работал дни и ночи.
У них на это право есть,
Но нету права на побои!
Пусть тронут только раз еще,
И я не потерплю, ей-богу!»
Так и случилось. И однажды,
Когда барчонок замахнулся
(Ждать этого пришлось недолго),
Сильвестр воскликнул: «Хватит, барич!
Не смейте! Дам такую сдачу,
Что плакать будете до смерти.
Довольно был я вам собакой,
Которую пинали, били]
Теперь я стану человеком!
Ведь слуги — это тоже люди.
Поймите: то благодеянье,
Что оказал мне ваш родитель,
С меня вы сколотили палкой.
Итак, мы — квиты!»