А в следующее воскресенье
О нем церковный проповедник
Орал, от гнева содрогаясь,
Так обращался он к народу:
«Нотариус ваш святотатец!
Он богохульник, бунтовщик!
И все, кто с ним имеет дело,
Погибнут для земли и неба.
За то, что с бунтарем якшались,
Король предаст их казни смертной!
Не примет небо после смерти
Тех, кто с безбожником дружил!
Покайтесь же! — взывал священник. —
Исправьтесь же, пока не поздно,
Пока не грянул Страшный суд!»
Упрашивал священник слёзно
И в этой жизни и в загробной
Не отвергать возможность счастья,
Жизнь предпочесть позорной смерти,
Не выбрать вместо рая — ад!
Гневясь, народ покинул церковь
(Обитель господа и мира),
И ринулся он диким зверем
На молодого человека,
Которого еще недавно
Готов был звать отцом родимым.
Сказали юноше: «Коль завтра
Ты будешь здесь —
Убьем на месте!»
Как мог, старался убедить их
Сильвестр. И с небывалой страстью
Он возражал. Не помогло!
Где поп заговорит, там правда
Тотчас распятью предается,
От страха умирает правда!
Где только рот раскроет поп,
Там черт является тотчас же,
А черт, хотя и не всесильней,
Но все ж красноречивей бога,
И коль не делом победит,
То соблазнит иным манером!
И было так. Народ покинул
Сильвестра с криками и бранью.
И духом пал Сильвестр на миг.
И от отчаянных раздумий
Отяжелела голова —
Насели на нее сомненья,
Как вороны на прах бездушный:
«Вот он каков,
Народ любимый,
Тот, для которого живу я
И кровь свою пролить хочу!
Таким он был тысячелетья
Тому назад. Тысячелетья
Пройдут, пока иным он станет.
Ну что ж! Ребенок он еще,
Его обманывать не трудно!
Но ведь и он когда-то будет
Мужчиной зрелым… А пока что
Дивиться нечему: попы
И короли — земные боги —
На том стоят, что в ослепленье
Людей держать необходимо.
Так для властей необходимо!
Ведь править можно лишь слепцами!
Как жаль народ мне этот бедный!
Всегда я за него боролся,
Теперь с удвоенною силой
Бороться буду за него!»
Спустился вечер. Ночь настала…
Последняя… К утру был должен
Уйти Сильвестр. В тени аллеи
Он встал. Темно окошко замка,
Откуда девушка глядела.
Она к окошку не подходит,
Исчез цветок его желаний,
Но юноша не отрываясь
Глядит. Он превратился в призрак…
Нет — в каменное изваянье!
В печаль и в лунное сиянье
Укутано его лицо.
Вдруг чувствует прикосновенье.
Он этого прикосновенья
Сначала даже не заметил…
Рассеянно он обернулся,
Увидел ту, кого искал!
«Я вашу милость ждал, — сказал он. —
Я вашу милость ждал, надеясь,
Что вы покажетесь в окошке
И перед вечным расставаньем
Я молчаливое прощанье
Пошлю глазами… Так я думал.
Но все ж судьба ко мне добрей!
И не глазами, а устами
Могу я с вами говорить,
И руку милую могу я
Сейчас пожать!
Господь с тобою, дорогое,
Единственное в этом мире
Родное существо! Решилась
Меня ты другом называть,
И мне позволила ты другом
Себя назвать! Воспоминаний
Нет у меня. И в бедном сердце,
Как будто в нищенской лачуге,
Останешься ты, как икона,
Перед которой на коленях
Стоять я буду по ночам!
Но если бы хранил я в сердце
Сокровища ценнейших в мире,
Блистательных воспоминаний,
Я выбросил бы их оттуда,
Оставив лишь тебя одну!
Господь с тобой! Коль обо мне ты
Хорошие получишь вести,
Твоей заслугой это будет.
Хорошим стану и большим,
Чтоб ты испытывала радость
И не могла бы пожалеть,
Что приняла меня однажды
В свои друзья…
Господь с тобой!
Прощай, о ангел мой хранитель!»