Что может чувствовать родитель,
Что может испытать отец,
Увидев, что ребенок умер,
Особенно — когда он умер
От голода?!
Когда б господь
Влил в руку мне всю силу правой
Руки своей, едва ли все же
Я мог бы описать мученья,
Которые когтей мильоном
Тут в сердце женское впились!
О, дайте ей,
Припавши к тельцу,
О, дайте плакать, плакать, плакать,
Бросать из самых глубочайших
Водоворотов лютых мук
В недостижимый лик господень
Весь гнев души, все богохульства!
Не трогайте в священном буйстве
Безумно бьющуюся мать!
Мужчина в молчаливом горе
Склонился над младенцем мертвым,
А впрочем, может быть, он даже
И радовался, что ребенок
Страдать уже не будет больше.
А старший брат, на братца глядя,
Подумал, что, пожалуй, скоро
И он таким же точно станет —
Холодным, белым, неподвижным…
Что ж! Мертвых голод не томит!
Часы текли. Хоть тихо-тихо,
Но все ж текли. И без сознанья
Мать, словно мертвая, упала
На дитятко своих несчастий.
И вот на сердце стало легче,
И вздыбленные волны духа
Не штурмовали больше неба,
А только тихо колыхались,
Как будто на ветру колосья…
Взяв сына мертвого в объятья,
Качала мать его, как прежде,
И что-то говорила, пела,
Как шелестят во мраке зимнем
Лесные ветви.
«Спи, малышка,
Мой младенец!
Расскажи мне,
Что приснилось?
Верно, видишь
Сон хороший!
Спишь еще ты
Не в объятьях
У земли,
А мать качает,
Мать качает, обнимает!
Спи,
Прекрасный мой ребенок,
Белый цветик,
Белый лучик!
Спи,
Пока ты не проглочен
Матерью —
Землею черной!
Небеса
Закат целует,
Он целует их,
Румянит.
Я лицо твое целую —
Не горит на нем румянец!
Ты не хочешь улыбнуться,
Прежде чем со мной расстаться!
О душа моя и сердце,
Почему же ты не хочешь?
На погосте
Снежный холмик,
Белый крестик —
Спи, мой мальчик.
Над могилой
Я склонилась,
И не дождик —
Слезы льются.
Тише вы,
Акаций ветви!
Со своим безмолвным сыном
Говорю я
На погосте,
Мы беседуем,
Молчите!
Не болит твоя головка?
А не ноет ли сердечко?
Под землей тебе не тяжко?
Для тебя что, мальчик, мягче —
Руки матери иль гробик?
Спи, мой голубь!
Доброй ночи!
Об одном тебя прошу я:
Чтобы я тебе приснилась,
Чтоб всегда мы были вместе!»
Качая мертвого ребенка,
Мать задремала. И пока
Она спала, отец гадал,
На что он купит гроб ребенку?
И чем заплатит за могилу?
Ведь денег нет!
И в комнате он огляделся:
Быть может, что-нибудь найдется
Такое, что продать удастся?
Нет! Ничего!
Но от какой ужасной мысли
Вдруг побледнел и задрожал он?
Чтоб голым в землю
Не лег младенец,
Продать сокровище придется,
Которое хранил он пуще
Зеницы ока, —
Вот этот перстень обручальный,
Который с пальца не сумела
Сорвать Нужда!
Он поседел от этой мысли,
Но — что поделать?
Снимая с пальца этот перстень,
Почувствовал он боль такую,
Как будто с сердцем расстается
И будто рубит пополам он
Все то, что есть, и то, что было,
И будто мост он разрушает,
Что зиму связывал с весною,
И будто лестница сломалась,
С земли ведущая на небо…
Но, значит, так уж надо было,
Чтоб в землю голым
Не лег младенец.