И в колхозе Филиппок
Заводил, бывало:
Жил, мол, раньше мужичок,
Этакой удалый.
По привычке жил, как гость,
Филиппок в артели.
Только мы сказали: — Брось,
Брось ты, в самом деле!
Ходишь, парень, бос и гол,
Разве то годится?..
Чем, подумаешь, нашел —
Бедностью гордиться.
Ты не то играешь, брат,—
Время не такое.
Ты гордись-ка, что богат,
И ходи героем.
Нынче трудно жить с кусков,
Пропадать по свету:
Ни попов, ни кулаков
Для тебя тут нету.
Видит парень — нечем крыть,
Просится в бригаду.
И пошел со дня косить
С мужиками рядом.
Видит парень — надо жить.
Пробуй, сделай милость.
И откуда только прыть
У него явилась!
Видит — надо. Рад не рад —
Налегает, косит.
Знает, все кругом глядят:
Бросит иль не бросит?..
Не бросает Филиппок,
Не сдает — куда там!
Дескать, вот вам мужичок,
Маленький, горбатый…
Впереди Филипп идет,
Весь блестит от пота.
Полюбил его народ
За его работу.
И пошел Филипп с тех пор
По дороге новой.
Позабыл поповский двор
И харчи поповы.
По годам еще не стар,
По делам — моложе,
Даже ростом выше стал
И осанкой строже.
И, смеясь, толкует он
Молодым ребятам,
Что от веку был силен
Мужичок горбатый.
Но, однако, неспроста
Пропадал безгласно.
Вековая сила та
В сук росла напрасно.
1934
«Я иду и радуюсь. Легко мне…»
Я иду и радуюсь. Легко мне.
Дождь прошел. Блестит зеленый луг.
Я тебя не знаю и не помню,
Мой товарищ, мой безвестный друг.
Где ты пал, в каком бою — не знаю,
Но погиб за славные дела,
Чтоб страна, земля твоя родная,
Краше и счастливее была.
Над нолями дым стоит весенний,
Я иду, живущий, полный сил.
Веточку двурогую сирени
Подержал и где-то обронил…
Друг мой и товарищ, ты не сетуй,
Что лежишь, а мог бы жить и петь.
Разве я, наследник Жизни этой,
Захочу иначе умереть!..
1934
«С одной красой пришла ты в мужний дом…»
С одной красой пришла ты в мужний дом,
О горестном девичестве не плача.
Пришла девчонкой — и всю жизнь потом
Была горда своей большой удачей.
Он у отца единственный был сын —
Делиться не с кем. Не идти в солдаты.
Двор. Лавка. Мельница. Хозяин был один.
Живи, молчи и знай про свой достаток.
Ты хлопотала по двору чуть свет.
В грязи, в забвенье подрастали дети,
И не гадала ты, была ли, нет
Иная радость и любовь на свете
И научилась думать обо всем —
О счастье, гордости, плохом, хорошем —
Лишь так, как тот, чей был и двор и дом,
Кто век тебя кормил, бил и берег, как лошадь…
И в жизни темной, муторной своей
Одно себе ты повторяла часто,
Что это все для них, мол, для детей,
Для них готовишь ты покой и счастье.
А у детей своя была судьба,
Они трудом твоим не дорожили,
Они росли — и на свои хлеба
От батьки с маткой убежать спешили.
И с ним одним, угрюмым стариком,
Куда везут вас, ты спокойно едешь,
Молчащим и бессмысленным врагом
Подписывавших приговор соседей.
1935
Встреча