В числе тех, кто «обязан» смотреть вперед, должен находиться и сам поэт, и его герои — от Василия Теркина до тетки Дарьи: «Всего ценней ее ответ». Совсем недавно поэт вновь напоминает: «А ты самих послушай хлеборобов». И это — опять-таки ключевая из ключевых строчек… В движении, развитии такого чувства ответственности — суть пути Твардовского и его поэтической свободы.
Поэзия Твардовского своеобразная поэтическая энциклопедия времени, его эпическая и лирическая, отчасти и драматическая история. Почти все главнейшие события и тенденции жизни советских людей отразились в стихах Твардовского с небывалой прямотой и конкретностью — «всей спиной» и «горбом». Широта, многообразие, быстрота и оперативность поэтического отклика. И вместе с тем размах и глубина исторического обобщения. «Тоска неутомимая» поиска и движения вперед, как выразился Твардовский в одном из юношеских стихотворений.
Великие события отразились в творчестве Твардовского и в форме прямого их изображения, и в форме связанных с ними, хотя иной раз как бы и отдаленных, переживаний-размышлений. В этом смысле творчество Твардовского в высшей степени злободневно. Однако Твардовский избегает поспешного, газетного отклика на злобу дня. И его творчество, в своей энциклопедической летописности, дает обобщенный, целостный образ эпохи. Про все его творчество можно сказать то, что он сам сказал про «Василия Теркина»: «Летопись не летопись, хроника не хроника, а именно «книга», живая, подвижная, свободная по форме книга, неотрывная от реального дела». В этой книге эпоха выступает как единый новый поэтический мир — очень подвижный, «без начала, без конца», всегда в «середине», но в этом мире Твардовский находит ряд излюбленных, устойчиво возвращающихся сквозных тем и лейтмотивов, которые превращаются в многозначные метафоры, реалистические символы.
Противоречивое и крепкое единство самого текучего и самого устойчивого специфично и для содержания и для формы поэзии Твардовского, ее метода и структуры. Жизнь и поэзия, которая начинается с ее середины и кончается в середине и все же в самой этой своей «серединности» всегда имеет целостность, имеет вполне определенный смысл, русло н направление потока.
Единство «дней и далей» в конкретном ходе реального сегодняшнего дела создает поэзию самого процесса, бега времени, в его трудовой спешке, даже в его «поте».
В другом стихотворении говорится:
Поэзия «бега времени» свойственна, конечно, не одному Твардовскому. Но для него «бегущий день» — это прежде всего живая современность и своевременность, это именно и бегущий «огневой вал», и все время.
Отсюда возникает ощущение необходимости жить без передышки, поэзия «горячего следа».
«Некогда. // Времени нет для мороки, — // В самый обрез для работы оно. // Жесткие сроки — отличные сроки, // Если иных нам уже не дано». А в другом стихотворении развивается мысль, что именно необратимость бега времени и сама краткость сроков, отведенных человеку, и создает «жизни выстраданной сласть», — «ту веру, волю, страсть и власть, // Что стоит мук и смерти черной». Краткий и малый срок жизни «ей самой необходим». Бегущий день и краткие сроки — это целая «эпоха», и она, как целое, тоже движется.
Более того, бегущий день
Так день — эпоха — вечность не только выстраиваются в единый ряд, но и сливаются в едином дне. И самые краткие сроки становятся тем, что в математике и философии именуется «актуальной бесконечностью»; преходящее «не даром» н есть то, что не преходит. «Настоящее» для Твардовского всегда целое «пространство событий»; оно включает в себя конкретный образ или след прошлого и предчувствие или готовность будущего и некую работу времени… Отсюда — совершенно особая роль воспоминания и «права памяти» в его стихах, живое соприкосновение прошлого, настоящего и будущего в бегущем огневом вале и связанный с этим особый историзм поэтического мышления.