В поэме «За далью — даль» путешествие стало непосредственной основой сюжета и композиции. Оно осмысливается как новый вариант путешествия за правдой старого деда Гордея и как путешествие автора к самому себе, в свою душу. «Я жил в пути и пел о нем».
В последних стихах Твардовского не раз возникают исходные образы поэзии тридцатых годов — ухода в путь, в жизнь, в дорогу к идеалу, счастью, подвигу. И возникает новый обратный путь во времени — взгляд на пройденную жизнь и пройденные всей страной, народом дороги («На сеновале» и др.). Эта обратная и вместе с тем поступательная связь времен и путей создает новую внутреннюю основу произведений Твардовского последнего десятилетия. Двойной путь он как бы поворачивает внутрь души, сливает поток жизни и поток сознания.
Выделяются и дополнительные «дорожные» образы, например, «переправы», «перевалы», «перевозы». Эти образы, как всегда у Твардовского, имеют и очень определенное изобразительное содержание, и многозначное метафорически-символическое, ассоциативное. Вспомним две «переправы» в «Василии Теркине» в начале и конце поэмы. Или образ перевоза и перевозчика в заключительном стихотворении «Памяти матери» («— Ты откуда эту песню…»). Здесь этот образ становится особенно многозначным (и перевоз через речку; и перевоз из далекого края в землю своей молодости и детства; и перевоз с одного берега жизни на другой; и перевоз из жизни в смерть. И перевоз, переход от одного периода народной жизни в другой — все сливается в этом образе.
Ведь и вся эпоха у Твардовского — это переправа, это перевоз, это битва на переправе.
Дороги жизни и души человека изображены Твардовским в их реальной сложности, конкретности, неповторимой достоверности, многообразии поворотов, подчас зигзагов. Это многообразие дорог сливается в «дорогу дорог» времени и народа. Так система образов пути не только получает метафорическое и символическое значение, но становится единой структурой всего поэтического мира Твардовского.
Мир дороги — времени, пути, текущего потока жизни сопрягается у Твардовского и с другой группой сквозных образов. Это образы устойчивых ценностей — «дома», «жилья»; человека-путника, работника и жителя; наконец — природы. Поэт и его герои — не домоседы, но они уходят из домов и возвращаются в них, берегут старые, строят и обживают новые. «Я покинул дом когда-то, // Позвала дорога вдаль». Образ дома, как и образ дороги, имеет много расширяющихся кругов значений, от самых малых до самых больших. Самая малая устойчивая исходная клеточка, площадка бытия — это «отчий угол». Поэт возвращается к нему многие десятки раз. «Отчий угол» расширяется в «хутор Загорье». С ним связана «станция Починок». Более широкий круг — Смоленщина, еще более широкий — различные другие «края» родины, например, просторы Сибири. И еще более широкий — вся «страна родная», родина и, наконец, родная «мать-земля». Нельзя назвать другого поэта, у которого бы так сочетался пафос своей местности, «отчего угла» с пафосом «семи тысяч рек» и «всех краев», которые тоже стали своими. Площадка «дома» расширяется, им становится вся родина, ибо вся она — «моя, моя, моя». Расширение площади не умаляет любви к исходной, как говорил сам Твардовский, «малой родине», которую вместе с тем он никогда не идеализировал и не противопоставлял Большой Родине.
Твардовский родился в деревенской России, и его «отчий угол» ей принадлежит. Поэзия этого «угла» также продолжает огромную традицию, но Твардовский раскрывает новое богатство духовной жизни крестьянской семьи, труд новой эпохи. Твардовский отчетливо утверждает уход от «скудности», утверждает преобразование самых глухих «отчих углов», этим исполнена его поэзия тридцатых годов. Поэзия отчего дома переходит в поэзию нового дома, «новоселья». Это отражало пафос всей нашей жизни, так же как и пафос строительства дорог, вдохновлявшего и других поэтов времени. Но важной индивидуальной особенностью Твардовского является именно соединение поэзии «дома» и поэзии «дорог». Поэтому так ищет он в самих дорогах точность маршрута, и точные вехи, и что-то жнлое. Отсюда особая «очерковость», как бы документальность каждого поэтического события — и в лирических стихах, и в поэмах. Мы всегда знаем место и время действия, — будет ли это хутор Загорье пли населенный пункт Борки, И если оно не обозначено географическими координатами, то обозначено координатами определенного «пространства событий» с неповторимыми приметами людей, времени, обстановки. В диалектике потока бытия Твардовский всегда находит нечто не только законченно-определенное, но и согретое живым человеческим теплом; образ «дома» у «дороги» или на дороге может быть многозначной метафорой этого поэтического принципа.