Выбрать главу

Глава 2

Из-за горы навстречу шло Золотоглавое село. Здесь проходил, как говорят, В Москву Наполеон. Здесь тридцать восемь лет назад Никита был крещен. Здесь бухали колокола На двадцать деревень, Престол и ярмарка была В зеленый духов день. И первым был из всех дворов Двор – к большаку лицом, И вывеска «Илья Бугров» Сипела над крыльцом… Никита ехал прямиком. И вдруг – среди села — Не то базар, не то погром, — Веселые дела! Народ гуляет под гармонь, Оглобель – лес густой, Коней завидя, сбился конь… Выходят люди: – Стой!.. – Стой, нет пощады никому, И честь для всех одна: Гуляй на свадьбе, потому — Последняя она… Кто за рукав, Кто за полу, — Ведут Никиту В дом, к столу. Ввели и – чарку – стук ему! И не дыши – до дна! – Гуляй на свадьбе, потому — Последняя она… И лез хозяин через стол: – Моя хата — Мой простор. Становись, сынок, на лавку, Пей, гуляй, Справляй престол!.. Веселитесь, пейте, люди, Все одно: Что в бутылке, Что на блюде — Чье оно? Чья скотинка? Чей амбар? Чей на полке Самовар?.. За столом, как в бане, тесно, Моргунок стирает пот, Где жених тут, где невеста, Где тут свадьба? – Не поймет. А хозяин без заминки Наливает по другой. – Тут и свадьба и поминки — Все на свете, дорогой. С неохотой, еле-еле Выпил чарку Моргунок. Гости ели, пили, пели, Говорили, кто что мог… – Что за помин? – Помин общий. – Кто гуляет? – Кулаки! Поминаем душ усопших, Что пошли на Соловки.  – Их не били, не вязали, Не пытали пытками, Их везли, везли возами С детьми и пожитками. А кто сам не шел из хаты, Кто кидался в обмороки, — Милицейские ребята Выводили под руки… – Будет нам пить, Будет дурить… – Исус Христос Чудеса творил… – А кто платил, Когда я да не платил?.. – Отчего ты, божья птичка, Хлебных зерен не клюешь? Отчего ты, невеличка, Звонких песен не поешь? Отвечает эта птичка: – Жить я в клетке не хочу. Отворите мне темницу, Я на волю полечу… – Будет нам пить, Будет дурить. Пора бы нам одуматься, Пойти домой, задуматься: Что завтра пропить? – Исус Христос По воде ходил… – А кто платил, Когда я не платил? За каждый стог, Что в поле метал, За каждый рог, Что в хлеву держал, За каждый воз, Что с поля привез, За собачий хвост, За кошачий хвост, За тень от избы, За дым от трубы, За свет и за мрак, И за просто, и за так… – Знаем! Сам ты не дурак, Хлеб-то в воду ночью свез: Мол, ни мне, ни псу под хвост. Знаем! Сами не глупей. Пей да ешь, ешь да пей! – Сорок лет тому назад Жил да был один солдат. Тут как раз холера шла, В день катала полсела. Изо всех один солдат Жив остался, говорят. Пил да ел, как богатырь, И по всем читал псалтырь, Водку в миску наливал, Делал тюрьку и хлебал, Все погибли, а солдат Тем и спасся, говорят. – Трулля-трулля-трулля-ши!.. Пропил батька лемеши, А сынок — Топорок, А дочушка — Гребенек, А матушка, Того роду, Пропила Сковоро́ду. Па-алезла под печь: «Сынок, блинов нечем печь…» – Все кричат, а я молчу: Все одно – безделье. А Илье-то Кузьмичу — Слезки, не веселье… – Подноси, вытаскивай, Угощенье ставь! – До чего он ласковый, Добродушный стал. Дескать, мы ж друзья-дружки, Старые соседи. Мол, со мной на Соловки Все село поедет… – Слышь, хозяин, не жалей Божью птичку в клетке. Заливай, пои гостей, Дыхай напоследки!.. Загудели гости смутно, Встал, шатаясь, Моргунок, Будто пьян, на воздух будто, Потихоньку – за порог. Над дорогой пыль висела, Не стихал собачий лай. Ругань, песни… – Трогай, Серый. Где-нибудь да будет край…

Глава 3

Далеко стихнуло село, И кнут остыл в руке, И синевой заволокло, Замглилось вдалеке. И раскидало конский хвост Внезапным ветерком, И глухо, как огромный мост, Простукал где-то гром. И дождь поспешный, молодой, Закапал невпопад. Запахло летнею водой, Землей, как год назад… И по-ребячьи Моргунок Вдруг протянул ладонь. И, голову склонивши вбок, Был строг и грустен конь. То конь был – нет таких коней! Не конь, а человек. Бывало, свадьбу за пять дней Почует, роет снег. Земля, семья, изба и печь, И каждый гвоздь в стене, Портянки с ног, рубаха с плеч — Держались на коне. Как руку правую, коня, Как глаз во лбу, берег От вора, мора и огня Никита Моргунок. И в ночь, как съехать со двора, С конем был разговор, Что все равно не ждать добра, Что без коня – не двор; Что вместе жили столько лет, Что восемь бед – один ответ. А конь дорогою одной Везет себе вперед. Над потемневшею спиной Белесый пар идет. Дождь перешел. Следы копыт Наполнены водой. Кривая радуга висит Над самою дугой… День на исходе. Моргунку Заехать нужно к свояку: Остановиться на ночлег, Проститься как-никак. Душевной жизни человек Был Моргунков свояк. Дружили смолоду, с тех пор, Как взяли замуж двух сестер. Дружили двадцать лет они, До первых до седин, И песни нравились одни, И разговор один… Хозяин грустный гостю рад, Встречает у ворот: – Спасибо, брат. Уважил, брат. — И на крыльцо ведет. – Перед тобой душой открыт, Друг первый и свояк: Весна идет, земля горит, — Решаться или как?.. А Моргунок ему в ответ: – Друг первый и свояк! Не весь в окошке белый свет, Я полагаю так… Но тот Никите говорит: – А как же быть, свояк? Весна идет, земля горит, Бросать нельзя никак. Сидят, как прежде, за столом. И смолкли. Каждый о своем. Забились дети по углам. Хозяйка подает С пчелиным «хлебом» пополам В помятых сотах мед. По чарке выпили. Сидят, Как год, и два, и три назад. Сидят невесело вдвоем, Не поднимают глаз. – Ну что ж, споем?.. – Давай споем В последний, может, раз… Дружили двадцать лет они, До первых до седин, И песни нравились одни, И разговор один. Посоловелые слегка, На стол облокотясь, Сидят, поют два мужика В последний, значит, раз… О чем поют? – рука к щеке, Забылись глубоко. О Волге ль матушке-реке, Что где-то далеко?.. О той ли доле бедняка, Что в рудники вела?.. О той ли жизни, что горька, А все-таки мила?.. О чем поют, ведя рукой И не скрывая слез? О той ли девице, какой Любить не довелось?.. А может, просто за столом У свояка в избе Поет Никита о своем И плачет о себе. У батьки, у матки Родился Никита, В церковной сторожке Крестился Никита. Семнадцати лет Оженился Никита. На хутор пошел, Отделился Никита. – В колхоз не желаю, — Бодрился Никита. До синего дыму Напился Никита. Семейство покинуть Решился Никита… Куда ж ты поехал, Никита, Никита?