те ге не
рю ри
ле лю
бе
тьлк
тьлко
хо мо ло
ре к рюкпль
крьд крюд
нтпр
иркью
би пу
Я еще молод
ухо свинтили
при тусклой светили
лежу… ах холод!
лежу или грежу?
и саван мой бел
был я прежде
как пуля смел
довольно прыти
лежу для пользы
и дева думает как быти
ведь холодно бедняжке на морозе
а я одела галстух
пришла повеселиться —
он гол и глух
отрезана десница…
с боков содрали кожу
устроили свистало
ты был не тощ
на палец сала
побольше напугать
пятку к устам
кто научил их глу —
постям?..
и взбухнуло яро
горло скользкое мое —
уголь свезен яму
кошке питье
юной России за славу…
привыкнув ко всем безобразьям
искал я их днем с фонарем
но увы! все износились проказы
не забыться мне ни на чем!
и взор устремивши к бесплотным
я тихо но твердо сказал:
мир вовсе не рвотное —
и мордой уткнулся в Обводный канал…
Я жрец я разленился
к чему все строить из земли
в покои неги удалился
лежу и греюсь близ свиньи
на теплой глине
испарь свинины
и запах псины
лежу добрею на аршины.
Какой то вестник постучался
разбил стекло —
с постели приподнялся
вдали крыло
и кажется мелькнуло
сурово-милое плечо
то перст или мигуло
иль уст свеча.
Мозгам вареным страшно
куда сокрылся он
как будто в рукопашной
с другим упал за небосклон
иль прозвенело серебро
в лучах невидимых
что вечно не старо
над низкой хижиной
Тут вспомнилась иная
что грозноуста
стоит обещая
дни мясопуста
и томной грустью жажды
томиться сердце стало
вздохну не раз не дважды
гляжу в светало
гроза ли грянет к ночи
весенний студень глины
и вянет кочень
среди долины
он знал глаза какие
в жерлах ресничных плит
ну что ж! сто солнц спеки я
но уж, змея шипит
я строгий запах крылий
запомнил но с свининой
но тихо тихо вылей
чугун души кувшинный
(обратно)
(обратно)
Утиное гнездышко дурных слов… (1913)*
жижа сквернословий
мои крики самозваные
не надо к ним предисловья
— я весь хорош даже бранный!
Если б тошнило вас…
Как меня вечерами
В книгах прочли бы вы желочь
Голову увенчавши горшками
Гудок раздавался все глуше
Летящих по небу туш
Что кроме кузнецов
Не ведали отцов
Огонь и смрад их платья
А молоты обьятья
Палач чума сестра и братья
Быстро летели
Скорее чем разум
Иль совести ротозеи
Разбивая древние вазы
Одна вослед за другой
Уродливое тело
И птичьими лапками села
Еврейской весело ногой
С хлыстами и тростями люди
Здесь лазали в яме
В ушастой простуде
Махали руками
Поливая уснувший камень
Птица царапает землю ногой
Палач для клюва тащит черед
Вблизи шагал часовой
В шее распухнувший веред
Железная няня сосцами висящими
Кормила согбенных цыплят
Усатых с очками блестящими
Безмозглых безмордых телят
Но с сердца чумой настоящими
Клохтали цыплята в пуху
Звенели их медные клювы
С медною силой в паху
Кричали и пели увы
Баба из глины глазела
Толстая села как кряк
Из рубища падало тело
А глаза умерший червяк
Звенели трудные пасти
Плутиной корявые пальцы
И на груди торчали сласти
Железные к девам скитальцы
Ресниц разверзались веночки
И на машине летел эф-луч
Как будто в окно одиночки
Взор узника узок и жгуч
Кидая стозубость плевка
Кровь собирая в сосуд
Все доставала худая рука
На ладонь укладая минут
И падали жертвы со стоном
Звеня мостовой о затылок
Печалясь о прежнем и оном
Для молнии празден напилок
Все прочь побежали
Как будто их ждали
Как будто бы знали
О смерти пожаре
И только за лесом
Мужчины орали
Не зная о сбывшейся
Лучистой каре
О надзвездном на сердце ударе
И только лягушки за озером крякали
И псы лиш над пеплом выли
И девушки в последний раз плакали
Над книгою: люди когда то здесь были