(Либретто)
На Третьей Мещанской —
уютный дом,
бородатый дворник у ворот,
— вылитый Кропоткин! —
на окне герань,
и мурлычит кот,
и в комнате живут
вдвоем супруги мирные.
по N-ской дороге
в жестком вагоне
из Нижнего едет в Москву на работу
коварный
мужнин
друг Володя
Утренняя рань —
дремлет Москва.
День горит —
на работе Москва.
Падает вечер —
спать пора.
А другу Володе негде спать.
Но в сквере друга встретил друг,
зовет его в уютный дом,
чтоб крепким чаем напоить
и на ночь предложить диван.
Жена приветлива:
— Диван свободен,
приятных снов желаю вам!
с мужем удаляется за ширму
гимнастерку вывесив наружу,
как сигнал.
На третий день —
в командировку муж
Коварный друг
жене гадает на картах
— тревога в доме,
валет и дама,
любовь на сердце, —
все решено
безоговорочно!
И вот изменница
совместно с другом дома
под одеялом нежится.
…Повсюду серый дых мещанства:
им день Авиахима,
полет на аэроплане, —
лишь завеса для интрижки!..
Вернулся муж,
привез клубники для варенья.
Ах, горько разочарованье
в любви и дружбе!
Но делать нечего —
варенье сварено
и слаще есть его втроем…
— Бежать из дома,
спать на столе в конторе,
мокнуть под дождем,
строителям — для жизни места нет! —
Но делать нечего —
он на Мещанской снова
(дождь попутал!)
Бывшая жена приветлива,
варенье вкусно,
диван свободен,
и — занятно любить втроем!
Однако — делать нечего!
аборт вскладчину,
и оскорбленная Людмила,
сбежавши из лечебницы,
мужьям записку оставляет,
и с чемоданом — на вокзал!..
А там — дорога,
блестящих рельс прямолинейность,
и в будущем —
здоровье и работа!
два приятеля (мужья)
недоуменно
чай кипятят на примусе
(вести хозяйство затруднительно
без женской помощи)
и горестно друг друга попрекают
— Строитель тоже!
Тут, на жилплощади,
разумной жизни
построить не съумел!
— Печатник тоже!
Вот ижицу и пропечатали
обоим! —
В растерянности полной
один раскинулся на холостом диване,
другой прилег
на бывшую семейную кровать
Скуча-а-ют,
зева-а-ют…
— Давай, Володя, выпьем чаю
Одна у нас утеха —
клубничного
вареньица
поесть!..
(обратно)
Их трое в комнате одной —
Ох, неудобно!
Все жмутся, стонут, квохчут.
— Как быть?
— Я не хочу ребенка от другого!
— А я — аборта!
Жить с вами надоело!
И вот в лечебнице.
Халатов белизна.
С улыбкой доктор
засучивает рукава,
ждет пришедших.
А сквозь окно,
в коляске детской
соблазненок
пищит
и радуется
всем комочком.
Молоденькая пациентка
лежит без памяти,
а Людмила (5-ый номер)
скрывается —
от радости или испуга?
— Куда мне деться?
Мне хочется младенца! —
Вопросов много на Мещанской,
и сколько их
еще не решено!
И удивленно
пред ними топчутся
три сценариста
и сотня режиссеров
Падение династии Романовых*
(Кадры)
В двенадцатом году
в России — мир и тишина:
гуляют по Кремлю
парами пузатые попы
и стройные
в мазурке вьются
морские
офицеры.
Сам Николай,
царь польский, палач финляндский,
вешатель всероссийский,
и прочая, и прочая —
с улыбкой благожелательной
жмет руки
генералам
на параде
А между тем —
снарядные заводы
готовят трехдюймовкам
железные отполированные
бутерброды
и учатся солдаты
по команде
штыками тыкать
в чучела.
И вот уже Вильгельм,
усы тараща
с австрийскою развалиной
под ручку —
обдумывает ультиматум
И вот уже
отбарабанивают немцы
несгибающийся шаг.
И вот уже
тяжеловесный эшелон
за эшелоном,
набитый доверху
(как сельди в бочке — люди)
ползет к позициям
к траншеям тащится
су-ро-о-во.
И вот уже
снарядами плюется
горластое орудие,
летит от взрыва
пыль,
грунт, кровь.
И сестры милосердия
стараются пригладить
ампутированные ноги
со всею нежностью
придворных баловниц.
А впереди
кавалерийскою грозой
набухнув,
разразилось поле —
пыль по полю,
дым,
смерть,
смрад.
так, — три года,
а на четвертый
в Петербурге
под красным знаменем
сгущаются
революционные рабочие с войсками,
и Николай,
усами дернув
дрожащею рукой
подписывает отречение.
За ним торопится
братец Михаил.
Народ свободен,
Гучков и Милюков
в восторге,
но —
в «запломбированном вагоне»
с Финляндского вокзала
приехали большевики, —
расчистить путь
через меньшевицкий сумрак
и болтовню керенскую —
в Октябрь.
(обратно)