Письмо ликарки[71] Э. Инк Игорю Терентьеву о драматурге и сценаристе NN…*
Я думала: что это — бог,
А оказалось — сонная рожа!
Ах, милый череп, Игорек,
Я помертвела как рогожа.
Как смеет называть меня ежом,
И ежик гладить мои паучьей ручкой.
И мордочку подслепую крестит кротом,
И на бульваре угощать «сипучкой»?!
За что же так меня судьба халтура
Обидела, как девочку, сломав коньки?!
Ах, видно я была немножко втюримшись
Зато теперя об ладонь ломаю ноготки.
Ах, мама, родная! Еще я не знала такой боли
Как будто бы опять
Связали руки и винтят…
Что ж, «на панели мне лазрецься цто ли»?!
А впрочем, все туман и все тече-е-ет
И жизнь сгущается под прессом…
Узнай же, милый Игорек,
Мы зародили тут аншлаговую пьесу.
(обратно)
(Заготовка сценария)
Лето…
Июль…
Пришпиленный воздух
Духота… Бом-м-м!
В полночь
протяжный
коло-кол гу-у-лл…
ад листвою застылой,
где загородный дом-м
…Ле-у-у-уна
свет
ле-о-от
тревожный,
поворачивает очи
в кружевах…
как скрипка
вскрикивает
ночная
птичка. (свист: пи-чунь)
А за решеткой
особнячьей
бессонным совиноглазьем
жирный
распухший
сидит деньжач
пузач,
по пальцам четками
мил-ли-он-нны
кап-кап…
Свет ле-у-у-нныи
испариной
скользит
сквозь стекла…
ти-и-хо
Но между стен
обманных —
как тень
неслышно
ползет
Максимкою
бомбист
из дальней каторги,
вздыхая местью
за невесту,
что на пять лет
по догору
отдалася
деньжачу,
чтобы спасти от голода
семью и домочадцев…
А в башне надкрышной
невеста бомбокида
леуннокосая
всю ночь стонала:
— Ду-у-ух мертвых,
не прикасайся,
грудь моя чиста,
как тельце двухмесячного
голубенка…
В ночи я трижды
расчесываю косы,
в ушах звенит
напев печальный:
— Господи, боже, спаси,
спаси всех невинных
и домочадцев
от голода
и деньжача!.. —
Близ прорвы
кабинетной двери
бомбист
был
бородою
стра-а-шен, —
быки бровей,
зубов оскал
вздыбленно дик,
банкир же просто
вынул чек
парною ручкой
и сказал:
— С-с-садитесь!
Будьте, как в бане,
отбросьте воротник,
сомбреро на крючек,
бомбу на полочку,
прошу —
глоток шипучки,
бокалы вспеним…
А затем —
благословите
направо и налево
осанна ввышних
я
покупаю
вас
сейчас —
трам-та-ра-рам
дзе! —
Бомбист растерян:
— Что это? Шарж?
Жар — угар — бред?
Все светлячки в глазах…
Он будто пятится,
и ляписом
в мозгу
прижег
чек…
И вот
сошлись:
пять тысяч двести
колонна стерлингов
— принципиально!
(за фанатизм — отдельно)
и на невесту
голодный договор
еще длинней…
Теперь банкир
тишком смеется:
— Эй, бомбей,
трубочку бомбой
мне набей,
и фитильком
зажги скорей,
заслужишь орден
трех королев —
трам-та-ра-рам —
джэ!.. —
А фаршированный бомбист
еще грознее,
как черный пес,
что душу выжег,
душу выпотр~р~р~рошнл,
сто-ро-жит
банкира честь
и па-а-кой
есть пшенный супчик;
на груди,
как две отмычки,
гробовеет свастика —
главный мастер!..
По ночам
выходит в саване
и со свечей,
ужасает
всех кругом
Упокой…
упа-а-а-кой
душу
невесты
его…
(обратно)
(обратно)
У тебя огромное сердце
как у молодого красноармейца
Тот прав,
кто Республику хранит,
иначе всех заплюет
господь бог, старик.
Слушай, слушай меня,
Ирита!
Скоро рассыпятся все
горделивые враги.
Как трунящий негр
на троне,
одевший шапку Мономаха, —
это будет также
невероятно!