Залита солнцем большая мансарда,
Ваш лик в сияньи, как лик Леонардо.
И том Платона развернут пред вами,
И воздух полон золотыми словами.
Всегда ношу я боль ожиданья,
Всегда томлюсь, ожидая свиданья.
И вот теперь целую украдкой
Письмо в конверте с красной прокладкой.
125–126. ГАЗЕЛЛЫ
1
Если ты промолвишь: «нет» — разлюблю,
Не капризничай, поэт, — разлюблю.
Нынче май, но если ты — убежишь,
Я и розы нежный цвет разлюблю.
Ах, несноснее тебя можно ль быть, —
Слушать просто, как привет: "разлюблю".
Или хочешь полюбить стариком?
Полно, милый, будешь сед — разлюблю.
Надоело мне твердить без конца,
Вместо сладостных бесед, "разлюблю".
На закате лучше ты приходи:
Не услышит лунный свет — "разлюблю".
2
Ах, угадать не в силах я, чего хочу.
От розы, рощи, соловья — чего хочу.
Зачем без радости весну встречает взор,
Вопрос единый затая: чего хочу?
Имею ласковую мать, отец не строг,
И все мне делает семья, чего хочу.
Но, ах, не в силах я избыть тоски своей —
Неутолимы острия "чего хочу".
Забыты мною в цель стрельбы, веселый мяч
Не скажут верные друзья, чего хочу.
Так я томился, но амур, спаситель мой,
Дала мне знать стрела твоя, чего хочу.
И нынче с милою спеша укрыться в лес,
Уже отлично знаю я, чего хочу.
127. АЛЬБОМНЫЙ СОНЕТ
За нежный поцелуй ты требуешь сонета…
Как некогда потребовала Лила
В обмен на нежный поцелуй — сонет,
Так и моя сказала Маша: "Нет!"
И девы той желанье повторила.
Напрасно говорил я ей: "Мой свет,
Капризами меня ты истомила,
Я напишу беспламенно, уныло,
Не то что романтический поэт".
Но спорить как с девицей своенравной?
Изволь влагать пустую болтовню
В сонетный ямб, торжественный и славный.
Кончаю труд. Хоть мало в нем огню,
Недостает и прелести, и яда,
Но все ж моя приятная награда!
128
Черемухи цветы в спокойный пруд летят.
Заря деревья озлащает.
Но этот розовый сияющий закат
Мне ничего не обещает.
Напрасно ворковать слетаешь, голубок,
Сюда на тихий подоконник.
Я скоро лягу спать, и будет сон глубок,
И утром — не раскрою сонник.
129
Горлица пела, а я не слушал.
Я видел звезды на синем шелку
И полумесяц. А сердце все глуше,
Все реже стучало, забывая тоску.
Порою казалось, что милым, скучным
Дням одинаковым потерян счет
И жизнь моя — ручейком незвучным
По желтой глине в лесу течет.
Порою слышал дальние трубы,
И странный голос меня волновал.
Я видел взор горящий и губы
И руки узкие целовал…
Ты понимаешь — тогда я бредил.
Теперь мой разум по-прежнему мой.
Я вижу солнце в закатной меди,
Пустое небо и песок золотой!
ЛАМПАДА
I
130
Из белого олонецкого камня,
Рукою кустаря трудолюбивой
Высокого и ясного искусства
Нам явлены простые образцы.
И я гляжу на них в тревоге смутной,
Как, может быть, грядущий математик,
В ребячестве еще не зная чисел,
В учебник геометрии глядит.
Я разлюбил созданья живописцев,
И музыка мне стала тяжким шумом,
И сон мои одолевает веки,
Когда я слушаю стихи друзей.
Но с каждым днем сильней душа томится
Об острове зеленом Валааме.
О церкви из олонецкого камня,
О ветре, соснах и волне морской.
131
Тонким льдом затянуты лужицы,
Словно лед, чиста синева.
Не сверкает уже, не кружится
Обессиленная листва.
В сердце нет ни тоски, ни радости,
Но покоя в нем тоже нет:
Как забыть о весенней сладости,
О сиянии прошлых лет?..
132
Когда светла осенняя тревога
В румянце туч и шорохе листов,
Так сладостно и просто верить в Бога,
В спокойный труд и свой домашний кров.
Уже закат, одеждами играя,
На лебедях промчался и погас.
И вечер мглистый, и листва сырая,
И сердце узнают свой тайный час.
Но не напрасно сердце холодеет:
Ведь там, за дивным пурпуром богов,
Одна есть сила. Всем она владеет —
Холодный ветр с летейских берегов.
133
Цвета луны и вянущей малины —
Твои, закат и тление — твои,
Тревожит ветр пустынные долины,
И, замерзая, пенятся ручьи.
И лишь порой, звеня колокольцами,
Продребезжит зеленая дуга.
И лишь порой за дальними стволами
Собачий лай, охотничьи рога.
И снова тишь… Печально и жестоко
Безмолвствует холодная заря.
И в воздухе разносится широко
Мертвящее дыханье октября.