Совместный уход из жизни, — причем я оставался жить, потому что стрелял мимо, — продолжался весь день. Мы условились с Фанни вечером встретиться, чтобы вместе умереть. Я бы охотно остался дома, потому что смерть уже была до конца пережита мною, но уклоняться от совместной кончины было поздно. «Ты не трус» — обязывало меня.
Вдруг в передней раздался звонок, и немного погодя в комнату вошла Христина.
— Т-с-с! К его милости пришла полиция!.. Они там…
Когда полицейские ушли, отец велел позвать меня.
Он сидел за письменным столом и перелистывал какое-то дело. Каждая перевернутая страница, думалось мне, — это страница моей жизни, и он тщательно ее изучает. Все записано в этом деле мелким аккуратным почерком, некоторые места подчеркнуты одной или двумя чертами, а кое-какие даже красными чернилами. Отец быстро перелистал последние страницы и так резко захлопнул папку, что у меня перехватило дыхание.
Спокойствие в лице и движениях отца кололо меня, как иголками.
— Так. Значит, ты ночевал у Фека? — Это прозвучало самодовольно, с иронией.
— Да, было уже очень поздно…
— Я боюсь, что на этот раз будет поздно совсем в другом смысле, если только ты сию же минуту немедленно не скажешь всю правду.
— Да у Фека… где же еще…
— Нет, это прямо неслыханно, лгать с таким упорством!.. — Отец хлопнул себя по колену. — Черт возьми! — воскликнул он и поудобнее уселся в кресло. — Ну, что ж, в таком случаен тебе скажу, где ты был… — В руках он держал записочку, в которую то и дело заглядывал. — В восемь часов ты был…
Верно! — безмолвно откликнулся Золотко. В восемь часов он действительно был в табачной лавочке у Костских ворот.
— В десять часов ты был…
Опять же верно! В десять он действительно сидел вместе с Фанни в кабачке…
— В двенадцать ты был…
Поразительно верно — в двенадцать он как раз был у Фанни, они сидели рядом на кровати, рука в руке…
— А ночевал ты…
До чего же все верно! И как это все сходится, точка в точку!
— Тебе известен некий Куник?
Этого только недоставало. И опять все верно.
— Ты вступил в связь… Кельнерша из кабачка «Бахус»… Обыкновенная уличная шлюха…
Но как он все это узнал? Чего-чего только нет в этой записочке?!
— Тебе семнадцать лет…
Все верно! Все верно!
— Ну вот, а теперь прочти. — Отец взял с письменного стола вечерний выпуск «Мюнхенских новостей». В руке его была тайна, он поигрывал ею.
Стало очень тихо, вся комната будто насторожилась. Даже портрет, стоявший в гостиной на мольберте, придвинулся ближе, чтобы послушать.
Прокурор, д-р Генрих Гастль, протянул Золотку газету. Протянул не спеша, наслаждаясь каждой секундой промедления. Не так ли медлил и я, прежде чем объявить мат проигравшему партию отцу? Под заголовком: «Убийство с целью ограбления у Костских ворот» — было напечатано: «Владелица табачного магазина у Костских ворот Фанни Фусс, служившая ранее кельнершей в кабачке «Бахус», сегодня около полудня найдена убитой в собственном магазине. Взлом кассы указывает на то, что убийство совершено с целью ограбления. По подозрению в убийстве арестован один из многочисленных возлюбленных убитой, неоднократно отбывавший долгосрочное наказание, профессиональный убийца и сутенер, по фамилии Куник, известный также под кличкой «Боксер». Все сведения, могущие служить выяснению дела, просьба направлять в адрес мюнхенского полицейского управления».
«Один из многочисленных возлюбленных…» — от этих слов я не мог оторваться, пока отец не отобрал у меня газету.
Он явно наслаждался моим видом, я стоял с открытым ртом, не в силах перевести дыхание.
«Фанни! Фанни!» — беззвучно звал я на помощь, кто-то дымил мне в лицо сигаретой, и дверь магазина непрерывно дребезжала — «дзинь!».
— Ну, чего ты рот разинул? Говорил я тебе или нет? Это всегда кончается эшафотом…
Сознание, что его пророчества сбываются, делало отца снисходительным.
— Завтра, в десять утра ты явишься на допрос к следователю. Мама ничего не должна знать, она не перенесет такого позора. Да и перед своими приятелями попридержи язык, не то будет грандиозный скандал. Послушайся хоть раз своего отца! Как видишь, полиция уже производит розыски, от нее ничто не укроется. Будут приняты все меры, чтобы твое имя в деле не фигурировало, иначе общественное мнение заклеймит нас позором… Чего-чего только не приходится терпеть твоим бедным родителям! Ну, скажи сам: заслужили они это?
— Да-да! Все могло кончиться много хуже, — вынужден был я согласиться.
В эту минуту вошла мама, и отец ловко перевел разговор на мои школьные занятия.
Где-то глубоко во мне шевельнулся довольный смешок. Я хотел притвориться, что не замечаю его, да не тут-то было, вот уж он вырвался наружу злобной широкой усмешкой. «Собственно, вышло совсем не плохо. Что, если бы Куник не…» Злобная усмешка скрылась… «Что вы желаете?» — мысленно старался я произнести голосом Фанни. И еще — «Меня зовут Фанни».
Сладостная горечь пронзила меня — брусника…,
Обер-прокурор д-р Гастль, провожая своего сына, Золотко, на допрос, — в школу он сообщил, что сын заболел и поэтому не придет, — старался по дороге еще и еще раз внушить ему, что говорить на допросе. Нет никакой необходимости припоминать все, как было. Не доходя до Виттельсбахского фонтана, он остановился со своим сыном посреди бульвара и стал экзаменовать его.