СУДНЫЙ ДЕНЬ
Простите мне, товарищи, друзья,
Чей образ не увековечен мною.
Воздать вам славу был обязан я,
Чтоб поколенья славили вас втрое,
Чтоб наших дней достойная основа
Запечатлелась в чистых красках слова.
И к вам, плоды, взываю о прощенье:
Я вас вкушал, но вас не восхвалил.
И ты, вино, прости мне небреженье:
Я пил тебя, но песней не дарил.
Я многое любил — не счесть имен, —
Простите все, кто песней обойден!
И пусть каштан меня простит. Ему
Я не сложил привета и не встретил
Стихом его цветенья. Почему
Дыхание мое не южный ветер?
Тебя, каштан, согрел бы я и спас,
Чтоб нас дождался ты и цвел для нас.
Кузнечики трещат: «Ты нас приметил?…»
Стрекозы мечутся над камышом.
В снопы зарывшись, радостен и светел,
Я спал в полях благословенным сном.
Плыл дальний звон… Я жизнью наслаждался,
Но песней ни на что не отозвался.
Великого свершения частица,
Чем я участвовал в величье лет?
Все, что простится, все, что не простится,
Что дало плод, что дало пустоцвет,
Что благом было, что несло беду, —
Да будет все предъявлено суду.
Ты, от кого я убегал, — не скрою,
Мне бегство удавалось много раз, —
Ты, наше время, не воспето мною.
Не это ли, когда рассудят нас,
Мне не простят? И суд времен решит:
«Ты промолчал — так будь же позабыт!»
ПОЭТУ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Когда народ сгибался под ярмом,
Чудовищною властью угнетенный,
И зоркий взгляд терялся, омраченный,
В нее проникнуть тщась, и день за днем
Кровавые творились злодеянья,
И мысль живую сковывала тьма,
И не было страшней существованья,
Чем эта повседневная тюрьма.
Когда безумье правило страной
И был народ поставлен на колени,
Молчали люди тщетно о спасенье,
И все грозило близкою войной —
Тогда-то был услышан этот голос
Далекого изгнанника: «Я сын
Народа моего…»
То был зачин Великой песни, что со злом боролась,
В тисках державшим родину его.
Народа тайный голос эти строки
Чеканил, их скрепляя рифмой строгой.
Скорбь наполняла песнь, но торжество
Грядущей правды световым аккордом
Просвечивало в ней, чтобы потом
Пронзить ее сверкающим лучом.
И, вдохновляемый искусством гордым,
Народ откликнулся на этот зов,
Израненную честь оберегая,
И рухнула завеса лжи гнилая
Пред мужеством пророческих стихов.
Их яркий свет не застилали тучи
Сбиравшейся грозы, они сквозь мрак
Маячили, как путеводный знак,
И расчищали силой слов могучей
Дорогу в неизведанные годы.
И царство будущего в тех стихах
Раскрылось. В нем величие народа
Во весь свой рост вставало. В городах,
Когда-то обесчещенных, горит
Теперь огней веселая лавина.
А сам поэт, вернувшийся с чужбины,
Навеки со своим народом слит.
СИНЕЕТ ВЕЧЕР…
Синеет вечер за моим окном,
Как синий отблеск родины моей.
О, этим синим далям перед сном
Я так люблю вверяться с давних дней!
Я вижу горы — словно наяву,
Где в серых скалах, не боясь высот,
Мне горечавка синяя цветет…
Уйти бы, скрыться в эту синеву!
В любом краю — чуть мрак сгустится синий,
Я вижу вновь цветок родного края,
Ему я сердцем верен на чужбине.
Вот спит он в мягком сумраке ночном.
Прохладен мир. Роса дрожит, сверкая…
Синеет вечер за моим окном.
РАССТАВАНИЕ, ИЛИ БОДРАЯ ПЕСНЯ
Как сосчитать часы непрожитые!
Полжизни в тех несчитанных часах.
Как много слов, что не сумел найти я!
Как много дел, свершенных лишь в мечтах!
Как много книг хороших я не знаю!
Как мало создал сам хороших книг!..
«Не сон ли это?» — думал иногда я,
И жажду одного лишь в этот миг:
Чтобы, проснувшись, как всегда, с зарею,
Я сам себе сказал: «Ну что ж, прощай!»
И чтоб потом, расставшись сам с собою,
Неузнанный, я шел из края в край,
И чтоб везде, где буду я идти,
Ронял я песни на своем пути.
ПОТЕРЯННЫЕ СТИХИ
Я написал во сне стихотворенье,
Все доброе вложить в него стремился —
Любовь к тебе и нежность, — но в мгновенье
Исчезло всё, едва я пробудился.
Я в памяти копил за словом слово,
Сплавлял их в песню, чтобы ты внимала,
Увы! Я не нашел той песни снова —
И песен тех я растерял немало.
Порой, когда со строчкой вел сраженье,
Вот-вот уже к победе пробивался,
Вдруг стих усталый мой в изнеможенье
Лежащим на дороге оставался…
Хотел я к жизни пробудить высокой
То, что во мне томилось и звенело.
Уже слова выстраивались в строки
И сочетались рифмами умело —
Я осязал строфу всей силой чувства,
Ловил ее — но в руки не давалась,
И, ускользая звуком безыскусным,
Неуловимой так и оставалась.
О сколько зла грозило мне расплатой!
А доброго — погибло до рожденья…
В каких потерях время виновато?
В каких — мои виновны заблужденья?
Не лучшее ль терял я в беспорядке?
Что от благих намерений осталось?
Обломки только, скудные остатки,
А лучшее — оно не написалось.
Но надо ль убиваться об утратах?
Жалеть о том, чего пришлось лишиться?…
Во всех поэтах, говорящих правду,
Пропавшее однажды возродится.
В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
Я в этот смертный, в мой прощальный час
Хочу найти такое слово, чтобы
Оно хоть в малой степени могло бы
Вам послужить, согреть, утешить вас.
Последний час… Но пусть не будет в нем
Воспоминаний, сетований, жалоб.
Хочу, чтоб песнь последняя пылала б
Великой благодарности огнем.
Я эту благодарность воздаю
Народу, с кем я кровной связью связан,
Которому всем лучшим я обязан.
Из мертвых уст он примет песнь мою.
Отчизна-мать, любовь моя и свет,
Живу в тебе, — и, значит, смерти нет!