ТЫСЯЧЕЛЕТНИЙ ЛЕНИН
Тысяча лет пройдет, как проходит день,
Но и тогда
Не устанут повторять имя «Ленин».
Из сотен тысяч ленинских уголков
Складывается мир.
Тысяча лет пройдет, как проходит день.
Над всеми кремлями мира
Будет реять красное знамя
И по ночам освещаться огнем.
Тысяча лет пройдет, как проходит день.
Покроются мохом забвенья
Имена многих, кто был прославлен когда-то,
Не донесут их ни книги, ни преданья, —
Но его, Ленина, все будут помнить,
Имя его станет насущным словом,
Именем его, как знаменем красным,
Украшать будут мир.
Тысяча лет пройдет, как проходит день.
Он же прорастет сквозь времена и поколенья,
Будет расти и расти,
Как дерево, что разветвляется
С каждым годом все больше
И чьи корни уходят под землю,
Разбегаясь по всем направленьям.
Тысячелетний Ленин!
ЛЕНИН В МЮНХЕНЕ
Мне кажется, его тогда я встретил.
На берегу реки была скамья.
Читая, он сидел, и день был светел…
Командовал «разбойниками» я.
Мы позабыли всякие границы.
Мы берегом носились, гомоня.
И глянул человек поверх страницы,
Как будто видеть мог он сквозь меня.
Вдруг в незнакомца камни полетели,
Но мигом дал я сорванцу отпор:
«Кончай сейчас же! Что ты, в самом деле!
Читает он… а ты… Какой позор!»
Как подобает благородным людям,
Я шапку снял, и смолк ребячий гам:
«Мы, сударь, в вас камней бросать не будем.
Простите, если помешал я вам».
Он улыбнулся. День был очень светел.
Потом я видел: что-то пишет он…
Наверное, его тогда я встретил,
Улыбкою его преображен.
ДЕРЕВЯННЫЙ ДОМИК
I
Дай в доме деревянном этим летом
Пожить нам! Среди всех домов на свете
Лишь дом такой — как существо живое.
Он дышит, пахнет! О происхожденье
Своем твердит он внятно: он куском
Остался леса. В домике таком
Древесном, как ладья приставшем здесь
К безмолвной бухте бора, на себя
Взгляни построже. Как все это сталось?
Откуда б это? Старые загадки
Живут в тебе, и в час, когда луна
Горит на лапах неподвижных елей,
Луч пробуждает скрытое.
Встает Со дна былое!
Прошлого не сдержишь.
II
Я в доме деревянном под Москвою
Живу, где родину нашла вторую
Поэзия. О, как просторен мир,
Где человек завладевает счастьем,
Где року он не брошен на добычу!..
Что ж, выйди на опушку и взгляни:
Там поезда бегут по гулким рельсам
Из Самарканда или на Ташкент,
С аэродрома самолеты в небо
Срываются. Сумей и ты мечтой
Подняться в небо и чертить крылом
По неизвестному. Тебе везде просторы
Открыты. Дело только за тобой:
Измерить неизмеренные выси.
III
Я в доме деревянном улетаю
В Германию, спускаюсь там, где Урах,
Где сузилась долина, — словно мир
Замкнулся вдруг пологими холмами…
Там у крыльца сижу я против Эрмса
На старенькой скамье и размышляю:
Как горек путь! Как необычно все,
Что с нами сталось! Мыслью не обнимешь!
Вот год, второй и третий! Я считаю,
Считаю все часы, — лета изгнанья
Я день за днем еще раз прохожу,
Слова к ответу требую и много
В них наложу случайного и много
Упущенного мною ненароком.
IV
Не дай себя в забвение толкнуть
И навсегда запомни, где ты был,
С чем породнился. Все ты предприми,
Чтоб не утратить связей! Переулком
Броди знакомым, площадь посети,
Взгляни в окно украдкой, к старым лавкам
Направься медленно, запомни цены
И вывеску прочти — все тот же самый
Владелец?! А потом пойди к знакомым,
За словом слово — и сплетется сеть
Беседы неразрывной! Ты покрепче
е свяжи заветными словами —
И вдруг свое же слово повстречаешь,
Вернувшимся к тебе из уст других.
V
Ты слишком с почвой сросся, чтоб тебе
Межа отрезала границы, — пусть
Надрез глубок… О связанность с былым:
Телеги у «Охотничьей сторожки»
И тары-бары под дымок махорки…
На рынке шум и гам! А у дантиста
Сидят в приемной скулы в пухлом флюсе.
«Позвольте, сударь!» — зубу козья ножка…
А поле в васильках да в редких брызгах
Багряно-красных маков; в ручейке
Форель всплеснула — близится гроза,
Над «Альпами суровыми» сгущаясь…
А имена селений — сплошь на «енье»,
Как пенье, зренье, рвенье, как боренье.
VI
Хвала борьбе! Но кто-то должен быть,
Кто сохранит и дали, дав приют
Им в песне.
Ведь и слово хочет зреть
И ждет ухода. Мост воспоминанья!
Дай по нему спасти, что любо нам
И дорого: нетленные богатства
Народа. Лишь от них вкушая, можем
Мы жить и впредь. Борьба жалка была б
И немощна, когда бы день за днем
Она лишь с тем возилась, что за час
Любой чужак измыслит на досуге.
А так — война священна! В ней и честь,
И доблести народные живут,
И вся тоска великого былого.
VII
Ни звука вам не уступлю! Ни краски,
Хотя б одной, не дам по доброй воле!
Ни звона кос востримых, ни бренчанья
Коровьих колокольцев — ничего здесь
Нет вашего. И луч зари не ваш!
Не ваши звезды, грозы, долы!
Стрекот Цикад не ваш! И бабочка не ваша,
К цветку прильнувшая! Тропу лесную —
И ту мы оттягаем, каждый куст,
Травинку и букашку, даже вкус
Съестного! Наше пьете вы вино
И нашим хлебом кормитесь! Так было.
Все это мы возьмем у вас — и больше
Того: наш воздух, вам дышать дающий.
VIII
Да, каждый, хоть единый раз зрачком
В себя вобравший это, никогда
Раз найденного не утратит. В нем
Оно живет стократно: брезжут горы,
Как в прошлом, и Дунай обходит Ульм
Прозрачным легким обручем, в то время
Как там, повыше, где стоит обитель,
Еще меж скал он бьется (мнишь порой:
Их не прорвет он!) и кружным путем
Обходит холм, повсюду оттесняем,
И иногда отпрянувшие воды
Вбирает вспять, дохнув на нас стоялым,
Пока другой поток не подоспеет,
Не понесет его в триумфе к устью.