IX
Вот что непреходяще: эти скалы
Крутые, что, держась за корни сосен,
Грозят сорваться, и над ними — сквозь
Листву дерев — блеск синевы бездонной…
Непреходяще: дым, прозрачной прядью
Вплетенный в воздух над селом знакомым,
Пред тем как сгинуть в мгле, наперерез
Лучам вечерним легший в зыбку ветра…
Непреходяще: крик сычей тревожных,
И всюду ночь, и всюду мерный шорох,
А звезды низки так, что нас, быть может,
Их луч достанет. Но внезапно в мир
Вошла луна, как дикое светило.
Полночный лес блестит, как в лак окунут.
X
Сижу я перед домом. Много старых
Знакомых вижу, проходящих мимо.
И многие, меня узнав, спешат
По мостику ко мне, дивятся встрече:
— Откуда ты? Ну как? — О, что за ласка
В рукопожатьях! Как нежны объятья,
Улыбки, взоры, речи! Как близки
Мы снова. Ни крупинки отчужденья.
Беспечный смех! Но вдруг встает молчанье
Вкруг нас. «Евгений Шёнгар тоже (тот,
Из Эслингена. Помнишь?)». По долине
Вдруг тишина проходит, словно в ней
Дыханье ветра затерялось; травы
Сгибаются, как под незримым шагом.
XI
Да, мало мы любили! Потому
И терпим. Разве я вступал в беседу
С тем мужичком, подвязывавшим лозы
Под Кресбронном? Нет, он с своей лозою
Был мне не нужен. Потому-то я
И должен — на чужбине — с ним беседу
Наверстывать. Я чуждый проходил
И гордый знаньем, а другой, меня
Чуждаясь, шел сторонкой с «лучшим знаньем»
И все-то с «лучшим знаньем» этим! Каждый
Был умудрен. Любви ж недоставало,
Терпенья, чуткости. И дружных сборищ.
И обсуждений — вплоть до дел мельчайших! —
Всего, что жжет, томит и мучит душу.
XII
Все это от гордыни, столь знакомой
По суетной возне пустых ничтожеств!
Я легкий знал исход, когда со мной
Не соглашались: гордый превосходством,
Я умолкал, терпенья не имея
Упорствовать, как праотцы велят:
«Не отступлю, коль не благословишь!»
Должно быть, лишь поверхностно я был
Поранен новой правдой! Разве я
Иначе так осмелился б забыться:
«Или я сторож брату своему?…»
Жестоко я позволил им поддаться
Речам блудливым, и в потоке слов
И на меня, как вал, свалилась немощь.
XIII
Нет, говорить «люблю» нам не поможет.
От повторений клятва докучает,
И ей никто не верит. Потому,
Коль любишь лес, лелей его словами
Несказанными. Делает любовь
Изобретательным: и слышишь ты и видишь
Немое и незримое; и мыслишь
Чуждавшееся мысли. Все, что любить,
С тобой общаться хочет: лист лепечет,
Чуть шепчет мох, и не безмолвны камни.
Как с лесом здесь, так и со всем на свете.
Вещам и людям дать язык — любовью
Я называю. Жить любовью — значит:
Дать неосознанному ключ к сознанью.
XIV
И о зверье подумай! Плохо ты
Со зверем обращался, хоть в лесах
Ты и внимал щебечущим аккордам,
И светлякам дивился, вдоль дороги
Мерцающим, и в бабочкиных крыльях
Немого счастья трепет различал…
Но слишком чуждо ты держался. Близость —
И та была чужда до содроганья!..
«Я» тяготеет к «ты» — и к «ты» животных,
И к «ты» растений. «Ты», лишившись «я», —
Само себе чужое. Только в «ты»
Себя постигнем. Давняя загадка —
Твоя лишь отчужденность. Всюду ты
В глухом лесу с самим собой столкнешься.
XV
Черты ландшафта врезались глубоко
Мне в сердце. Кажется, слова и те
Хотят по ним ложиться: с мягким спуском
Обвал кремнистый часто здесь соседит.
Да и сравненья все от них идут.
Строй речи и мечта — украсить склоны
Весельем жизни. О, когда б и люди
Цвели, как ты, огромный сад природы!
А так — тут горе мыкают. Нужда
Шныряет по дворам. Помещик едет
В далекий город; а вернется — новый
Закон объявит, и еще тяжеле
Стал барский гнет! По всем трактирам сходки!
Грозит набат! Скрежещет гнев в молитвах!
XVI
Обману не поддайся в час, когда
Долиной бродишь и ручей, как прежде,
В ней ропщет. Не подсчитан сонм убитых,
Но ты — как будто грозный ряд гробов
Стоит вдоль лога — их забыть не смеешь.
В ветвях дерев висит их крик предсмертный.
Зеленый скат души не утешает,
И взор уходит вдаль, пока его
Колючки не удержат, ближний лагерь
Обвившие. От них весь край в крови,
Любой цветок шипами порастает —
И ранит сердце мне. Пускай и здесь
Цветы цветут, но запах их до нас
Не долетает сквозь зловонье рабства.
XVII
Здесь копит мощь война! На Мюнзинген
Идут войска пересеченным логом.
Круша деревья, с гор, покрытых хвоей,
Сползает пестрый танк. Земля разверзлась
От нас невдалеке, и огнеметы,
Забивши ввысь, шуршат гремучим змеем.
Недавний куст стальным поводит глазом…
Тут в небо выплыл легкий треугольник,
И бомбы на условные мишени
Попадали!.. Но, в точку обратись,
Вдруг сгинул треугольник, как виденье
Грядущего… Как примириться с мыслью,
Что это явью станет?! Много сил,
Казалось мертвых, властвует над миром.
XVIII
Как мне собрать и высказать все то,
Что мучит сердце, так, чтоб речь была
Ясна еще? Дорога, вся в извивах,
На Тюбинген вниз к Неккару кружит,
Отвесный брег, когда мотор, ворча,
Летит аллеей к мосту, под которым,
Вобравши весла, лодки быстрой стайкой
Скользят неслышно… Вы, долины, в мягкой
Зеленой замше, с вашей вечной грустью!..
Я плохо вас благодарил за ласку.
Всех лучше тем воздам вам, что приму
Вас в песнь мою! Взрастет, воспоминаньем
О вас томим, мой ненасытный гнев.
О, ярость гнева! Плодотворный дар!