ТРЯСИНА
Трясина манит. Голос ликованья
Подхватывают вмиг колокола.
На фоне неба вычерчены зданья,
К ним путь проложен ровный, как стрела.
Трясина манит: «Будет жизнь светла!
Я плодоносна вся до основанья.
Я так суха. К чему вам все страданья?
Взращу я урожаи без числа».
Насыпан сверху тучный чернозем,
На нем — бескрайним нивам колоситься,
Великолепие должно явиться, —
А снизу тянет плесенью, гнильем.
Обманчивым ковром прикрыта тина.
«Я не трясина», — говорит трясина.
ЗНАЮ Я, ОДНАЖДЫ…
Знаю я, однажды час настанет,
Но неведомо — когда придет.
Стрелка новый круг тогда начнет…
Множество других уже не встанет.
Урожай показывай сейчас!
Сокровенное яви пред светом!
Если верить чувствам и приметам,
Он наступит скоро, этот час.
Знаю я, однажды час настанет, —
Мир придет, как светлая награда.
Праздник мира будет нам сиять!
Столько спеть бы и сказать бы надо!
Множество других уже не встанет.
Этот час не может не настать.
ТОТ, КТО ГЕРМАНИЮ ЛЮБИТЬ ПРИВЫК
I
Тот, кто Германию любить привык,
Кто но возвышенным живет заветам,
Кто в мир, залитый лучезарным светом, —
В мир гения германского проник,
Кто знает все, что ныне под запретом,
Кто глубину всех наших бед постиг
И рад помочь нам делом и советом,
Кто близко видел страшной смерти лик,
Кто чтит страну на наш немецкий лад,
Кто этим чувством к родине богат, —
Тот неизбежно к бою призовет:
«Губители Германии родной!
Нет, ей не быть погибшею страной!»
Так должен крикнуть каждый патриот.
II
«Губители, поймите хоть сейчас:
Ваш крах — Германии не станет крахом.
Хоть смерть ее — спасение для вас,
Ей — надо жить, вам — приближаться к плахам.
Вы, люди с сердцем чистым, как алмаз,
Певцы с душой, не оскверненной страхом,
Клеймите тех, чье дело сгинет прахом,
И славьте новь, желанную для нас!
О Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс, Лей,
Вы прокляты страной немецкой всей,
В крови лежащей, исходящей в плаче».
Ты тех из дома вымети, народ,
Кто, словно волк, нашел в овчарню ход.
«На том стою, и не могу иначе!»
…Так должен сделать каждый патриот!
НОВОЕ ОРУЖИЕ
О дальнобойные стихи-посланья!
Германия услышит голос ваш —
Поэзии немецкой оправданье,
О миссии поэта репортаж.
Листовок многотысячные стаи
Бомбардируют родину стихами.
Пусть песни, засылаемые нами,
Солдаты унесут, запоминая.
Когда еще поэту выпадало
Такое счастье: дать врагу сраженье,
В атаку поведя стихотворенье?!
Нас жизнь в суровых схватках закаляла.
И мы сумели, жертвуя собою,
Немецкий стих вооружить для боя.
ОРАТОР
На плотный строй охранников сперва
Косится недоверчивей и зорче,
И вот опять его скрутили корчи:
Клянет, грозит и, растеряв слова,
На миг смолкает. Всхлипывает вдруг:
Смотрите, как он чист и бескорыстен! —
И мечет вновь поток поддельных истин
Под злые взмахи исступленных рук.
Он сыплет фраз фальшивый чистоган,
Он хвастает, как рыночный глашатай,
Визгливо зазывая в балаган.
То съежится, как дряблая змея,
То, разъярясь, трясет рукою сжатой
И — весь надувшись — воет: «Я! я! я!..»
РЕЦЕПТ
Возьмите глупость, — это, слава богу,
Сегодня на любом углу найдешь.
Возьмите подлость, трусости немного,
Возьмите наглость, ханжество и ложь,
Тщеславие, побольше жажды власти,
Презрение к «ублюдкам низших рас»,
Смешайте с этим низменные страсти,
Ничтожество — и это есть у нас.
Змеиного туда прибавьте яда —
Ну, вот и все, что вам для зелья надо.
Еще осталось раздобыть сосуд.
Теперь пустая голова нужна вам.
Молниеносно там в чаду кровавом
Деянья варвара взрастут.
СВИДЕТЕЛЬ
Свидетель я беды постыдно дикой,
Что край узнал мой, в ослепленье странном
Свою судьбу связавший с черной кликой
И прокативший танк войны по странам.
Свидетель я победы ясноликой,
Принесшей смерть убийцам и тиранам.
Ее завоевал народ великий,
Забывший счет своим кровавым ранам.
Мне до тебя подняться бы, Россия,
Германия, твой стыд бы мне стерпеть,
Чтоб все, что было, в стих сумел вплести я,
Чтоб воскресил я дух событий грозных.
О, если б этот труд мне одолеть!
Свидетель я сражений грандиозных.
ЛЕТЧИК НАД АТЛАНТИКОЙ
Сквозь горы туч, сквозь дымную грозу,
Навстречу пестрым, перекрестным трассам
Он дерзко реял беспощадным асом,
И полыхали города внизу.
Но в этот раз почудилось ему:
В грозящий знак сложилось пламя зарев,
И длинный луч, в грядущее ударив,
Ему дорогу указал во тьму.
И понял летчик: смерть — его удел.
Метался он, не понимая, что с ним.
Сквозь мрак и звезды ужасом гоним,
Крутым виражем к морю полетел
И вниз рванулся с грузом смертоносным,
И, грохоча, сомкнулась глубь над ним.
ПОЗВОЛЕНО ЛЬ В ТРАГИЧЕСКИЕ ДНИ…
Позволено ль в трагические дни,
Когда на всех фронтах идет сраженье,
И танки, древним чудищам сродни,
Давя друг друга, рвутся в наступленье,
Позволено ль, чтоб восхищенный взгляд
Ты устремлял на ветвь в соцветьях пышных?
И был бы утру несказанно рад,
Любуясь светом на цветущих вишнях?
Когда тебя способны умертвить
И все разрушить, что тобой любимо,
Когда и ветвь и небо голубое
Сожжет, быть может, завтра пламя боя,
Здесь — не о позволенье говорить,
Здесь — красотой дышать необходимо.