* * *
У ворот ветла дуплиста,
Скрючена, трухлява.
А когда спилить старуху -
И не знаешь, право!
По весне, когда сухая
Ветка оживает?
В летний день, когда старуху
Солнце пригревает?
Иль зимой, когда задремлет?
Не могу решиться!
Что будить! И так нам, старым,
Слишком плохо спится.
* * *
Льет дождь и не стихает.
Стучит по стеклам. Ночь темпа.
Больной, лежу один без сна.
Ночник едва мерцает.
«Ты мне мигаешь, что ли,
Подслеповатый огонек,
Чтоб видел я, как одинок,
Чтоб не забыл о боли?»
Горит все хуже, хуже…
«Мигаю я, моргаю я,
Чтоб знали, где постель твоя,
Все те, кто там, снаружи.
Не нужно света много,
Чтоб ливень знал, куда стучать,
Чтоб видел сыч, над кем кричать,
Чтоб смерть нашла дорогу».
НОЯБРЬ
Где мой ум? Вчера лишь был со мною
И исчез – куда, не знаю сам!
Я боюсь, что юная плутовка
Снова прибрала его к рукам!
Ей ничто не дорого, не свято,
Если к ней мой разум попадет,-
С ним наделает она такое,
Что потом сам черт не разберет.
А прискучит – так его забросит,
Что потом не сыщет и сама.
Вот я и слоняюсь по неделям
В полном смысле слова без ума!
* * *
Смерть звоном подает сигнал:
«Эй, по вагонам! Час настал!»
Но те, кто слышат зовы,
К отъезду не готовы.
Мне хуже – чемодан держу,
На колокол немой гляжу
И жду, чтоб звон раздался.
Томлюсь я – завтра ли? сейчас?
Смерть, видно, пьянству предалась.
Я так ее заждался!
ПЕСНИ СТРАСТНОЙ ПЯТНИЦЫ
ЭПИГРАФ К МОИМ ПЕСНЯМ
Я песни слагаю короткие.
Я – воин. Враги – перед нами.
Мы чувствуем близость противника –
И держим язык за зубами.
Но в сердце порою врываются
Огонь, беспокойство, смятенье,
11 где-то в глубинах невидимых
Я чувствую слез зарожденье.
Нахлынет тоска беспросветная,
И мрак воцарится глубокий,
И мысли стремительно кружатся,
Как легкие листья в потоке.
Тоска моя с поспей уносится,
И вновь я, суров п спокоен,
Стою на посту – неприятелю
Пути преграждающий пони.
«МОЙ ЦВЕТ – КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ
Багряный чешский стяг со снежно-белым нолем,
О, как трепещет он, как бьется, беспокоен:
То, порываясь вдаль, по потру стелет складки,
То, древко облепив, дрожит, как п лихорадке,
Цвет настигает цвет, и бьются оба цвета,
В глазах, в мозгу, в душе мелькает пляска эта!
Взгляни – взметнулась ввысь пылающая кровь,
И снежная ее вмиг окаймила пена,
Но ветер налетел: все изменилось вновь -
На снежном поле кровь увидел ты мгновенно…
Голубка вдруг взвилась над красными кострами
И камнем кинулась в безжалостное пламя,
Вот мысль порождена, а вот погибла мысль,-
Два цвета – жизнь и смерть – на знамени слились!
Нет, то не просто флаг – то летопись народа:
Раскроешь хроники – темнеют строк фаланги,
Одни из них звучат хвалебным гимном,
В других мрачнеет облик небосвода,
Как будто бы одни писал небесный ангел,
Другие – злобный дьявол в пекле дымном!
На этот стяг похож народ страны моей,
Был злом он, и добром, и демоном, и богом,
Сегодня алебастра он белей,
А завтра – струпом он покрыт багровым…
Вот вспыхнул взор, а вот опять поблек,
Да, так всегда, всегда с моим народом:
Сегодня он учитель и пророк,
А завтра – псам на растерзанье отдан.
Вот так и мы бредем изменчивой тропой,
Закаты алые вещают близость бури:
Гуди, полотнище, в проталинах лазури,
Бей, стяг, о древко,- это жребий твой.
Две чаши полные подъемлю заодно,
В них белое и красное вино,
Два цвета, два огня: светите, величавы,
Сквозь годы мой народ ведите к Храму Славы!
И, если мир, как море, бьет о скалы,
Мы, чехи,- белые и алые кораллы,
И если кряжем встанет мир над океаном,
Монрозом станет чех или седым Монбланом,
Коль звездным небом вдруг заблещет род людской,
То Марсом станет чех иль Утренней звездой!
Лети, вздымайся ввысь, багряный чешский флаг!
У древка твоего, как древние герои,
Мы, чехи, закалив оружье боевое,
Стоим с мечом в руках, всем недругам на страх!
Испепеляй врагов, ты, стяг наш снежнокрылый,
Орел Пршемысла, полный гневной силой,
Чтоб на лугах цвели небесные цветы,
Чтоб справедливых дней зарю увидел ты!
Пусть в грохоте боев промчатся паши жизни,
Чтоб солнце наконец взошло в моей отчизне,
Чтоб над родной землей узреть нам довелось
Встающий белый день в венце из алых роз!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
Нет, не был я цветком лилейно-белым,
Не рос в тиши, гордясь своим уделом.
Не мирным полем шла моя дорога -
Неслась рекой, с утесов ниспадая,
Крутясь водоворотом у порога:
Над черной бездной дымка брызг седая.
И если дух мой чистым оставался,
Не поглотила душу зла пучина
И я соблазнам жизни не поддался,
Тому, мой ангел, ты один – причина.
Ты встал меж мной и грязью повседневной,
В глазах тоска могильная темнела,
Прекрасной лилией клонилось тело,
И ты сказал тогда с печалью гневной:
«Твой угнетен народ – по без зазренья
Усугубляешь ты его мученья.
Он тяжестью креста к земле придавлен.
Ты хочешь, чтобы к ней был стыд прибавлен,
Чтоб за твою вину и он платился,
Чтоб он за сына тягостно стыдился?»
Я на колени пал с глухим рыданьем,
И сердце исцелилось покаяньем.
Не лучше я других. И мне понятен
Миг искушенья, лживый зов надежды.
В борьбе с собою и судьбой – от пятен
Кто может уберечь свои одежды?
Одно я знаю – если ты со мною,
Ни пред какой не дрогну крутизною.
Край твоего целую одеянья.
Сквозь мрак меня вело твое сиянье,
Ты спас меня от всех соблазнов жизни,
Хранитель мой – моя любовь к отчизне!
В ЗЕМЛЕ ЧАШИ
В чужих краях весна, у нас – все снег.
Там ветерок, у нас – бушует вьюга.
Повсюду радость и веселый смех,
А мы не знаем в горести досуга.
Как много горя ты послал нам, боже!
Горька у нас земля, и хлеб наш горек тоже.
Горька судьба дворцов, и в хижинах – страданье.
Горька земля. Горчит вино в стакане.
Горька нам даже дедовская слава.
Горька святая быль. Мечты полны отравы.
И горьки песни нашего народа,
И «Отче наш» печальней год от года.
Наверно, только нам дано создать, мечтая,
Сказание о том, что где-то есть простая
Часовенка в лесу, с крестом, с ковчегом бедным,
Где Иисус Христос справляет сам обедню,
И колокол звонит, и подвывает ветер,
И над часовнею молитвы шепчут ветви.
И где ж возникнуть ей, легенде давних пор,
Как не на той земле, где дни ночей не краше,
В краю, что окружен стенами гор,
Подобно каменной глубокой чаше!