5
Вот вышел Каспар Неер,
Никто вослед ему
Не пролил пока ни единой слезы —
Бог знает почему.
6
А вот и Георге Пфанцельт.
Он полагал, глупец,
Что ждет его не то, что всех нас, —
Совершенно другой конец.
7
Прелестница Мария,
В больнице для бедных сгнив,
Не удостоена слезы
Тех, кто остался жив.
8
А вот стоит и сам Берт Брехт —
Там, где песик пускал струю.
Он слез лишен, потому что все
Полагают, что он в раю.
9
Теперь в геенне горит он огнем…
Ах, лейте слезы рекой,
А то ведь ему тут вечно стоять
С протянутою рукой.
ПЕСНЯ ВИСЕЛЬНИКОВ
Ваш скверный хлеб жуя под этим небом,
Мы хлещем ваше скверное вино,
Чтоб вдруг не подавиться вашим хлебом.
А жажда нас настигнет все равно.
За несколько глотков вина дурного
Мы ужин ваш вам дарим всякий раз…
У нас грехи — и ничего иного.
Зато мораль — мораль, она у вас.
Жратвою мы набиты мировою —
За ваши деньги куплена она.
И если наша пасть полна жратвою,
То ваша пасть молитвами полна.
Когда повиснем над землей, как лампы,
Как ваш Исус, как яблочко ранет,
Пожалуйста, возденьте ваши лапы
К тому, кого на самом деле нет.
Бабенок ваших лупим как угодно,
За ваш же счет мы учим их уму.
И так они довольны, что охотно
Идти готовы с нами хоть в тюрьму.
Красоткам, что пока не растолстели,
Чей бюст еще достаточно упруг,
Приятен тип, что спер у них с постели
Те шмотки, что оплачивал супруг.
Их глазки похотливые — в елее,
Да задраны юбчонки без стыда.
Любой болван, лишь был бы понаглее,
Воспламенит любую без труда.
Твои нам сливки нравятся, не скроем,
И мы тебе однажды вечерком
Такую баню знатную устроим,
Что захлебнешься снятым молоком.
Пусть небо не для нас, но мы земною
Своею долей счастливы стократ.
Ты видишь небо, брат с изломанной спиною?
Свободны мы, да, мы свободны, брат!
1918
О ФРАНСУА ВИЙОНЕ
1
Был Франсуа ребенком бедняков,
Ветра ему качали колыбель.
Любил он с детства без обиняков
Лишь небосвод, что сверху голубел.
Вийон, что с детских лет ложился спать на траву,
Увидел, что ему такая жизнь по нраву.
2
На пятке струп и в задницу укус
Его учили: камень тверже скал.
Швырял он камни — в этом видел вкус, —
И в свалке на чужой спине плясал.
И после, развалясь, чтоб похрапеть на славу,
Он видел, что ему такая жизнь по нраву.
3
Господской пищей редко тешил плоть,
Пи разу не был кумом королю.
Ему случалось и ножом колоть,
И голову засовывать в петлю.
Свой зад поцеловать он предлагал конклаву,
И всякая жратва была ему по нраву.
4
Спасенье не маячило ему.
Полиция в нем истребила честь.
Но все ж он божий сын, и потому
Сумел и он прощенье приобресть —
Когда он совершил последнюю забаву,
Крест осенил его и был ему по нраву.
5
Вийон погиб в бегах, перед норой
Где был обложен ими, но не взят —
А дерзкий дух его еще живой,
И песенку о нем еще твердят.
Когда Вийон издох, перехитрив облаву,
Он поздно понял, что и смерть ему по нраву.
1918
ГИМН БОГУ
1
В темных далеких долинах гибнут голодные.
Ты же дразнишь хлебом их и оставляешь гибнуть.
Ты восседаешь, незримый и вечный,
Жестокий и ясный над вечным творением.
2
Губишь ты юных и жаждущих счастья,
А смерти ищущих не отпускаешь из жизни.
Из тех, кто давно уже тлен, многие
Веровали в тебя и с надеждою гибли.
3
Оставляешь ты бедных в бедности,
Ибо их вера прекрасней твоего неба,
Но всегда они гибли прежде твоего пришествия,
Веруя, умирали, но тотчас делались тленом.
4
Говорят — тебя нет, и это было бы лучше.
Но как это нет того, кто так умеет обманывать?
Когда многие живы тобой и без тебя не умрут —
Что по сравнению с этим значило бы: тебя нет?
О, ФАЛЛАДА, ВИСИШЬ ТЫ!
Я волок мой полок из последней силы,
До Франкфуртер Алле дополз едва,
Закружилась моя голова,
Ну и слабость! — я подумал, — о, боже!
Шаг или два — я свалюсь полудохлый и хилый;
Тут я грохнулся оземь всеми костьми, через десять минут,
не позже.
Едва со мной приключилось это
(Извозчик пошел искать телефон), —
Голодные люди с разных сторон
Хлынули из домов, дабы урвать хоть фунт моей плоти.
Мясо живое срезали они со скелета.
Но я же еще дышу! Что ж вы смерти моей не подождете!
Я знавал их прежде — здешних людей. Они сами
Приносили мне средство от мух, сухари и сольцу,
И наказывали ломовику-подлецу,
Чтоб со мной по-людски обращался жестокий возница.
Нынче они мне враги, а ведь раньше мы были друзьями.
Что же с ними стряслось? Как могли они так страшно
перемениться?
Не пойму я — в силу каких событий
Исказились они? Я себе задаю вопрос:
Что за холод прошиб их, что за мороз
Простудил их насквозь? Озверели, что ли, от стужи?
Поскорей помогите же им, поспешите,
А не то такое вас ждет, что даже в бреду не придумаешь
хуже.
1920
КАЛЕНДАРНЫЕ СТИХИ
Хоть и вправду снег разъел мне кожу
И до красноты я солнцем продублен.
Говорят, что не узнать меня, ну что же!
Кончилась зима — другой сезон.
На камнях спокойно он разлегся,
Грязь и тина на башке растут,
Звезды, что начищены до лоска,
Знать не знают, толст он или худ.
Вообще созвездья знают мало,
Например, что он изрядно стар.
И луна черна и худощава стала.
Он продрог на солнце и устал.
Ах, на пальцах черных толстый ноготь,
Лебедь мой, не стриг он и берег,
Отпускал, не позволяя трогать.
Лишь просторный надевал сапог.
Он сидел на солнышке немного,
В полдень фразу он произносил,
Вечером легчало, слава богу,
По ночам он спал, лишившись сил.
Как-то хлынула вода, зверье лесное
Исчезало в нем, а он все жрал,
Воздух жрал и все съестное.
И увял.