Выбрать главу
Последние мгновенья счастья! Уж знает Осень, что такой Глубокий и немой покой — Предвестник долгого ненастья. Глубоко, странно лес молчал И на заре, когда с заката Пурпурный блеск огня и злата Пожаром терем освещал. Потом угрюмо в нем стемнело. Луна восходит, а в лесу Ложатся тени на росу… Вот стало холодно и бело Среди полян, среди сквозной Осенней чащи помертвелой, И жутко Осени одной В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая: Прислушайся — она растет, А с нею, бледностью пугая, И месяц медленно встает. Все тени сделал он короче, Прозрачный дым навел на лес И вот уж смотрит прямо в очи С туманной высоты небес. О, мертвый сон осенней ночи! О, жуткий час ночных чудес! В сребристом и сыром тумане Светло и пусто на поляне; Лес, белым светом залитой, Своей застывшей красотой Как будто смерть себе пророчит; Сова и та молчит: сидит Да тупо из ветвей глядит, Порою дико захохочет, Сорвется с шумом с высоты, Взмахнувши мягкими крылами, И снова сядет на кусты И смотрит круглыми глазами, Водя ушастой головой По сторонам, как в изумленье; А лес стоит в оцепененье, Наполнен бледной, легкой мглой И листьев сыростью гнилой…
Не жди: наутро не проглянет На небе солнце. Дождь и мгла Холодным дымом лес туманят, — Недаром эта ночь прошла! Но Осень затаит глубоко Все, что она пережила В немую ночь, и одиноко Запрется в тереме своем: Пусть бор бушует под дождем, Пусть мрачны и ненастны ночи И на поляне волчьи очи Зеленым светятся огнем! Лес, точно терем без призора, Весь потемнел и полинял, Сентябрь, кружась по чащам бора, С него местами крышу снял И вход сырой листвой усыпал; А там зазимок ночью выпал И таять стал, все умертвив…
Трубят рога в полях далеких, Звенит их медный перелив, Как грустный вопль, среди широких Ненастных и туманных нив. Сквозь шум деревьев, за долиной, Теряясь в глубине лесов, Угрюмо воет рог туриный, Скликая на добычу псов, И звучный гам их голосов Разносит бури шум пустынный. Льет дождь, холодный, точно лед, Кружатся листья по полянам, И гуси длинным караваном Над лесом держат перелет. Но дни идут. И вот уж дымы Встают столбами на заре, Леса багряны, недвижимы, Земля в морозном серебре, И в горностаевом шугае, Умывши бледное лицо, Последний день в лесу встречая, Выходит Осень на крыльцо. Двор пуст и холоден. В ворота, Среди двух высохших осин, Видна ей синева долин И ширь пустынного болота, Дорога на далекий юг: Туда от зимних бурь и вьюг, От зимней стужи и метели Давно уж птицы улетели; Туда и Осень поутру. Свой одинокий путь направит И навсегда в пустом бору Раскрытый терем свой оставит.
Прости же, лес! Прости, прощай, День будет ласковый, хороший, И скоро мягкою порошей Засеребрится мертвый край. Как будут странны в этот белый Пустынный и холодный день И бор, и терем опустелый, И крыши тихих деревень, И небеса, и без границы В них уходящие поля! Как будут рады соболя, И горностаи, и куницы, Резвясь и греясь на бегу В сугробах мягких на лугу! А там, как буйный пляс шамана, Ворвутся в голую тайгу Ветры из тундры, с океана, Гудя в крутящемся снегу И завывая в поле зверем. Они разрушат старый терем, Оставят колья и потом На этом остове пустом Повесят иней сквозные, И будут в небе голубом Сиять чертоги ледяные И хрусталем и серебром. А в ночь, меж белых их разводов, Взойдут огни небесных сводов, Заблещет звездный щит Стожар — В тот час, когда среди молчанья Морозный светится пожар, Расцвет полярного сиянья.

1900

На распутье*

На распутье в диком древнем поле Черный ворон на кресте сидит. Заросла бурьяном степь на воле, И в траве заржавел старый щит.
На распутье люди начертали Роковую надпись: «Путь прямой Много бед готовит, и едва ли Ты по нем воротишься домой.
Путь направо без коня оставит — Побредешь один и сир и наг, — А того, кто влево путь направит, Встретит смерть в незнаемых полях…»
Жутко мне! Вдали стоят могилы… В них былое дремлет вечным сном… «Отзовися, ворон чернокрылый! Укажи мне путь в краю глухом».
Дремлет полдень. На тропах звериных Тлеют кости в травах. Три пути Вижу я в желтеющих равнинах… Но куда и как по ним идти?
Где равнина дикая граничит? Кто, пугая чуткого коня, В тишине из синей дали кличет Человечьим голосом меня?
И один я в поле, и отважно Жизнь зовет, а смерть в глаза глядит… Черный ворон сумрачно и важно, Полусонный, на кресте сидит.

1900

Вирь*

Где ельник сумрачный стоит В лесу зубчатым темным строем, Где старый позабытый скит Манит задумчивым покоем,
Есть птица Вирь. Ее убор Весь серо-аспидного цвета, Головка в хохолке, а взор Исполнен скорбного привета.
Она так жалостно поет, С такою нежностью глубокой, Что, если к скиту забредет Случайно путник одинокий,
Он не покинет те места: Лес молчаливый и унылый И скорбной песни красота Полны неотразимой силы!
И вот, когда в лесу пустом Горит заря, а ельник черный Стоит на фоне золотом Стеною траурно-узорной,
С какой отрадой ловит он Все, что зарей еще печальней: Вечерний колокольный звон, Напевы женщин в роще дальней,
И гул сосны, и ветерка Однообразный шелест в чаще… Невыразима их тоска, И нет ее больней и слаще!