Но стоит взяться мне за карандаш,Чтоб записать словами гул литавров,Охотничьи сигналы духовых,Весенние размытые порывыСмычков, — я понимаю, что со мной:Душа к губам прикладывает палец —Молчи! Молчи!И все, чем смерть живаИ жизнь сложна, приобретает новый,Прозрачный, очевидный, как стекло,Внезапный смысл. И я молчу, но яВесь без остатка, весь как есть — в раструбеВоронки, полной утреннего шума.Вот почему, когда мы умираем,Оказывается, что ни полсловаНе написали о себе самих,И то, что прежде нам казалось нами,Идет по кругуСпокойно, отчужденно, вне сравненийИ нас уже в себе не заключает.
Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна!Пусть коронован твой король, — какаяЗаслуга в том? Шумит волшебный дуб,И что-то голос говорит, а тыОгнем горишь в рубахе не по росту.
1959
Поздняя зрелость
Не для того ли мне поздняя зрелость,Чтобы, за сердце схватившись, оплакатьКаждого слова сентябрьскую спелость,Яблока тяжесть, шиповника мякоть,
Над лесосекой тянувшийся порох,Сухость брусничной поляны, и радиПравды — вернуться к стихам, от которыхТолько помарки остались в тетради.
Все, что собрали, сложили в корзины,И на мосту прогремела телега.Дай мне еще наклониться с вершины,Дай удержаться до первого снега.
1965
* * *
О, только бы привстать, опомниться, очнутьсяИ в самый трудный час благословить труды,Вспоившие луга, вскормившие сады,В последний раз глотнуть из выгнутого блюдцаЛиста ворсистогоХрустальный мозг воды.
Дай каплю мне одну, моя трава земная,Дай клятву мне взамен — принять в наследство речь,Гортанью разрастись и крови не беречь,Не помнить обо мне и, мой словарь ломая,Свой пересохший рот моим огнем обжечь.
1965
* * *
Я учился траве, раскрывая тетрадь,И трава начинала как флейта звучать.Я ловил соответствия звука и цвета,И когда запевала свой гимн стрекоза,Меж зеленых ладов проходя, как комета,Я-то знал, что любая росинка — слеза.Знал, что в каждой фасетке огромного ока,В каждой радуге яркострекочущих крылОбитает горящее слово пророка,И Адамову тайну я чудом открыл.
Я любил свой мучительный труд, эту кладкуСлов, скрепленных их собственным светом, загадкуСмутных чувств и простую разгадку ума,В слове «правда» мне виделась правда сама,Был язык мой правдив, как спектральный анализ,А слова у меня под ногами валялись.
И еще я скажу: собеседник мой прав,В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,Но зато не унизил ни близких, ни трав,Равнодушием отчей земли не обидел,И пока на земле я работал, принявДар студеной воды и пахучего хлеба,Надо мною стояло бездонное небо,Звезды падали мне на рукав.
1956
* * *
Вот и лето прошло,Словно м не бывало.На пригреве тепло,Только этого мало.
Все, что сбыться могло,Мне, как лист пятипалый,Прямо в руки легло,Только этого мало.
Понапрасну ни зло,Ни добро не пропало,Все горело светло,Только этого мало.
Жизнь брала под крыло,Берегла и спасала,Мне и вправду везло,Только этого мало.
Листьев не обожгло,Веток не обломало…День промыт, как стекло,Только этого мало.
1967
Первая гроза
Лиловая в Крыму и белая в Париже,В Москве моя весна скромней и сердцу ближе,Как девочка в слезах. А вор в дождевикеПод дождь — из булочной с бумажкой в кулаке,Но там, где туфелькой скользнула изумрудной,Беречься ни к чему и плакать безрассудно,По лужам облака проходят косяком,Павлиньи радуги плывут под каблуком,И девочка бежит по гребню светотени(А это жизнь моя) в зеленом по колени,Авоськой машучи, по лестнице винтом,И город весь внизу, и гром — за нею в дом…