1958
Новоселье
Исполнены дилювиальной верыВ извечный быт у счастья под крылом,Они переезжали из пещерыВ свой новый дом.
Не странно ли? В квартире так недавноЦарили кисть, линейка и алмаз,И с чистотою, нимфой богоравной,Бог пустоты здесь прятался от нас.
Но четверо нечленов профсоюза —Атлант, Сизиф, Геракл и Одиссей —Контейнеры, трещавшие от груза,Внесли, бахвалясь алчностью своей.
По-жречески приплясывая рьяно,С молитвенным заклятием «Наддай!»Втащили Попокатепетль дивана,Малиновый, как первозданный рай,
И, показав, на что они способны,Без помощи своих железных рукВскочили на буфет пятиутробныйИ Афродиту подняли на крюк.
Как нежный сгусток розового сала,Она плыла по морю одеялТуда, где люстра, как фазан, сиялаИ свет зари за шторой умирал.
Четыре мужа, АнадиоменеВоздав смущенно страстные хвалы,Ушли.Хозяйка, преклонив колени,Взялась за чемоданы и узлы.
Хозяин расставлял фарфор.Не всякийОдин сюжет ему придать бы мог:Здесь были:свиньи,чашкии собаки,Наполеони Китеж-городок.
Он отыскал собранье сочиненийМолоховец —и в кабинет унес,И каждый том, который создал гений,Подставил, как Борей, под пылесос.
Потом, на час покинув нашу эруИ новый дом со всем своим добром,Вскочил в таксии покатил в пещеру,Где ползал в детстве перед очагом.
Там Пень стоял — дубовый, в три обхвата,Хранитель рода и Податель сил.О, как любил он этот Пень когда-то!И как берег! И как боготворил!
И Пень теперь в гостиной, в сердцевинеДиковинного капища вещей,Гордится перед греческой богинейНеоспоримой древностью своей.
Когда на праздник новоселья гостиСошлись и дом поставили вверх дном,Как древле — прадед,мамонтовы костиНа немрубилхозяинтопором!
1941–1966
V
* * *
Позднее наследство,Призрак, зук пустой,Ложный слепок детства,Бедный город мой.
Тяготит мне плечиБремя стольких лет.Смысла в этой встречеНа поверку нет.
Здесь теперь другоеНебо за окном —Дымно-голубое,С белым голубком.
Резко, слишком резко,Издали видна,Рдеет занавескаВ прорези окна,
И, не узнавая,Смотрит мне воследМаска восковаяСтародавних лет.
1955
Стихи из детской тетради
… О, матерь Ахайя,
Пробудись, я твой лучник последний…
Из тетради 1921 г.
Почему захотелось мне снова,Как в далекие детские годы,Ради шутки не тратить ни слова,Сочинять величавые оды,
Штурмовать олимпийские кручи,Нимф искать по лазурным пещерамИ гекзаметр без всяких созвучийПредпочесть новомодным размерам?
Географию древнего мираНа четверку я помню, как в детстве,И могла бы Алкеева лираУ меня оказаться в наследстве.
Надо мной не смеялись матросы.Я читал им:«О, матерь Ахайя!»Мне дарили они папиросы,По какой-то Ахайе вздыхая.
За гекзаметр в холодном вокзале,Где жила молодая свобода,Мне военные люди давалиЧерный хлеб двадцать первого года.
Значит, шел я по верной дороге,По кремнистой дороге поэта,И неправда, что Пан козлоногийДо меня еще сгинул со света.
Босиком, но в буденновском шлеме,Бедный мальчик в священном дурмане,Верен той же аттической теме,Я блуждал без копейки в кармане.