Там пробивался я к Азову:Подставил грудь под суховей,Босой пошел на юг по зовуСудьбы скитальческой своей,
Топтал чабрец родного краяИ ночевал — не помню, где,Я жил, невольно подражаяГригорию Сковороде,
Я грыз его благословенный,Священный, каменный сухарь,Но по лицу моей вселеннойОн до меня прошел, как царь;
Пред ним прельстительные сетиМеняли тщетно цвет на цвет.А я любил ячейки эти,Мне и теперь свободы нет.
Не надивуюсь я величьюСчастливых помыслов его.Но подари мне песню птичьюИ степь — не знаю для чего.
Не для того ли, чтоб оттудаВ свой час при свете поздних звезд,Благословив земное чудо,Вернуться на родной погост.
1976
Приазовье
На полустанке я вышел. Чугун отдыхалВ крупных шарах маслянистого пара. Он былЦарь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей.Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветровДушу втянуло мою. И уже за спинойНе было мазанок; лунные башни вокругЗыблились и утверждались до края земли,Ночь разворачивала из проема в проемТвердое, плотно укатанное полотно.Юность моя отошла от меня, и мешокСгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлебСолью посыпал, и степь накормил, а седьмойДолей насытил свою терпеливую плоть.Спал я, пока в изголовье моем остывалПепел царей и рабов и стояла в ногахПолная чаша свинцовой азовской слезы.Снилось мне все, что случится в грядущем со мной.Утром очнулся и землю землею назвал,Зною подставил еще неокрепшую грудь.
1968
Пушкинские эпиграфы
1
Что тревожишь ты меня,
Что ты значишь…
«Стихи, сочиненные ночью
во время бессонницы»
Разобрал головоломку —Не могу ее сложить.Подскажи хоть ты потомку,Как на свете надо жить —
Ради неба, или радиХлеба и тщеты земной,Ради сказанных в тетрадиСлов идущему за мной?
Под окном — река забвенья,Испарения болот.Хмель чужого поколеньяИ тревожит, и влечет.
Я кричу, а он не слышит,Жжет свечу до бела дня,Будто мне в ответ он пишет:«Что тревожишь ты меня?»
Я не стою ни полсловаИз его черновика.Что ни слово — для другого,Через годы и века.
Боже правый, неужелиВслед за ним пройду и яВ жизнь из жизни мимо цели,Мимо смысла бытия?
2
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…
«К***»
Как тот Кавказский Пленник в яме,Из глины нищеты моейИ я неловкими рукамиЛепил свистульки для детей.
Не испытав закала в печке,Должно быть, вскоре на кускиЛомались козлики, овечки,Верблюдики и петушки.
Бросали дети мне объедки,Искусство жалкое ценя,И в яму, как на зверя в клетке,Смотрели сверху на меня.
Приспав сердечную тревогу,Я забывал, что пела мать,И научился понемногуМне чуждый лепет понимать.
Я смутно жил, но во спасеньеДуши, изнывшей в полусне,Как мимолетное виденье,Опять явилась Муза мне,
И лестницу мне опустила,И вывела на белый свет,И леность сердца мне простила,Путь хоть теперь, на склоне лет.
3
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть…
«Скупой рыцарь»
В магазине меня обсчитали:Мой целковый кассирше нужней.Но каких несравненных печалейНе дарили мне в жизни моей:
В снежном, полном веселости мире,Где алмазная светится высь,Прямо в грудь мне стреляли, как в тире,За душой, как за призом, гнались;