Выбрать главу
Валя толпою пегою, Пришла за ратью рать, С Лисовским и с Сапегою Престол наш воевать.
И вот, махая бурками И шпорами звеня, Веселыми мазурками Вкруг яркого огня
С ухватками удалыми Несутся их ряды, Гремя, звеня цимбалами, Кричат, поют жиды.
Брянчат цыганки бубнами, Наездники шумят, Делами душегубными Грозит их ярый взгляд.
И все стучат стаканам: “Да здравствует Литва!” Так возгласами пьяными Встречают Покрова.
А там, едва заметная, Меж сосен и дубов, Во мгле стоит заветная Обитель чернецов.
Монахи с верой пламенной Во тьму вперили взор, Вокруг твердыни каменной Ведут ночной дозор.
Среди мечей зазубренных, В священных стихарях, И в панцирях изрубленных, И в шлемах, и в тафьях,
Всю ночь они морозную До утренней поры Рукою держат грозною Кресты иль топоры.
Священное их пение Вторит высокий храм, Железное терпение На диво их врагам.
Не раз они пред битвою, Презрев ночной покой, Смиренною молитвою Встречали день златой;
Не раз, сверкая взорами, Они в глубокий ров Сбивали шестопeрами Литовских удальцов.
Ни на день в их обители Глас божий не затих, Блаженные святители, В окладах золотых,
Глядят на них с любовию, Святых ликует хор: Они своею кровию Литве дадут отпор!
Но чу! Там пушка грянула, Во тьме огонь блеснул, Рать вражая воспрянула, Раздался трубный гул!..
Молитесь богу, братия! Начнется скоро бой! Я слышу их проклятия, И гиканье, и вой;
Несчетными станицами Идут они вдали, Приляжем за бойницами, Раздуем фитили!..
1840-e годы

БОГАТЫРЬ[*]

По русскому славному царству, На кляче разбитой верхом, Один богатырь разъезжает И взад, и вперед, и кругом.
Покрыт он дырявой рогожей, Мочалы вокруг сапогов, На брови надвинута шапка, За пазухой пеннику штоф.
“Ко мне, горемычные люди, Ко мне, молодцы, поскорей! Ко мне, молодицы и девки,— Отведайте водки моей!”
Он потчует всех без разбору, Гроша ни с кого не берет, Встречает его с хлебом-солью, Честит его русский народ.
Красив ли он, стар или молод — Никто не заметил того; Но ссоры, болезни и голод Плетутся за клячей его.
И кто его водки отведал, От ней не отстанет никак, И всадник его провожает Услужливо в ближний кабак.
Стучат и расходятся чарки, Трехпробное льется вино, В кабак, до последней рубахи, Добро мужика снесено.
Стучат и расходятся чарки, Питейное дело растет, Жиды богатеют, жиреют, Беднеет, худеет народ.
Со службы домой воротился В деревню усталый солдат; Его угощают родные, Вкруг штофа горелки сидят.
Приходу его они рады, Но вот уж играет вино, По жилам бежит и струится И головы кружит оно.
“Да что,— говорят ему братья,— Уж нешто ты нам и старшой? Ведь мы-то трудились, пахали, Не станем делиться с тобой!”
И ссора меж них закипела, И подняли бабы содом; Солдат их ружейным прикладом, А братья его топором!
Сидел над картиной художник, Он божию матерь писал, Любил как дитя он картину, Он ею и жил и дышал;
Вперед подвигалося дело, Порой на него с полотна С улыбкой святая глядела, Его ободряла она.
Сгрустнулося раз живописцу, Он с горя горелки хватил — Забыл он свою мастерскую, Свою богоматерь забыл.
Весь день он валяется пьяный И в руки кистей не берет— Меж тем, под рогожею, всадник На кляче плетется вперед.
Работают в поле ребята, И градом с них катится пот, И им, в умилении, всадник Орленый свой штоф отдает.
Пошла между ними потеха! Трехпробное льется вино, По жилам бежит и струится И головы кружит оно.
Бросают они свои сохи, Готовят себе кистени, Идут на большую дорогу, Купцов поджидают они.
Был сын у родителей бедных; Любовью к науке влеком, Семью он свою оставляет И в город приходит пешком.
Он трудится денно и нощно, Покою себе не дает, Он терпит и голод и холод, Но движется быстро вперед.
Однажды, в дождливую осень, В одном переулке глухом, Ему попадается всадник На кляче разбитой верхом.
“Здорово, товарищ, дай руку! Никак, ты, бедняга, продрог? Что ж, выпьем за Русь и науку! Я сам им служу, видит бог!”
От стужи иль от голодухи Прельстился на водку и ты — И вот потонули в сивухе Родные, святые мечты!
За пьянство из судной управы Повытчика выгнали раз; Теперь он крестьянам на сходке Читает подложный указ.
Лукаво толкует свободу И бочками водку сулит: “Нет боле оброков, ни барщин; Того-де закон не велит.
Теперь, вишь, другие порядки. Знай пей, молодец, не тужи! А лучше чтоб спорилось дело, На то топоры и ножи!”
А всадник на кляче не дремлет, Он едет и свищет в кулак; Где кляча ударит копытом, Там тотчас стоит и кабак.
За двести мильонов Россия Жидами на откуп взята — За тридцать серебряных денег Они же купили Христа.
И много Понтийских Пилатов, И много лукавых Иуд Отчизну свою распинают, Христа своего продают.
Стучат и расходятся чарки, Рекою бушует вино, Уносит деревни и села И Русь затопляет оно.
Дерутся и режутся братья, И мать дочерей продает, Плач, песни, и вой, и проклятья — Питейное дело растет!
И гордо на кляче гарцует Теперь богатырь удалой; Уж сбросил с себя он рогожу, Он шапку сымает долой:
Гарцует оглоданный остов, Венец на плешивом челе, Венец из разбитых бутылок Блестит и сверкает во мгле.
И череп безглазый смеется: “Призванье мое свершено! Hедаром же им достается Мое даровое вино!”
1849 [?]

“В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба...”[*]

В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба Грянула; с треском кругом от нее разлетелись осколки; Он же вздрогнул, и к народу могучие медные звуки Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая.
5 декабря 1855

“Ходит Спесь, надуваючись...”[*]

Ходит Спесь, надуваючись, С боку на бок переваливаясь. Ростом-то Спесь аршин с четвертью, Шапка-то на нем во целу сажень, Пузо-то его все в жемчуге, Сзади-то у него раззолочено. А и зашел бы Спесь к отцу, к матери, Да ворота некрашены! А и помолился б Спесь во церкви божией, Да пол не метен! Идет Спесь, видит: на небе радуга; Повернул Спесь во другую сторону: Не пригоже-де мне нагибатися!
[1856]

“Ой, каб Волга-матушка да вспять побежала!..”[*]

Ой, каб Волга-матушка да вспять побежала! Кабы можно, братцы, начать жить сначала! Ой, кабы зимою цветы расцветали! Кабы мы любили да не разлюбляли! Кабы дно морское достать да измерить! Кабы можно, братцы, красным девкам верить! Ой, кабы все бабы были б молодицы! Кабы в полугаре поменьше водицы! Кабы всегда чарка доходила до рту! Да кабы приказных по боку, да к черту! Да кабы звенели завсегда карманы! Да кабы нам, братцы, да свои кафтаны! Да кабы голодный всякий день обедал! Да батюшка б царь наш всю правду бы ведал!
вернуться

* 59 *

Богатырь. — В 1859 г. было запрещено цензурой и появилось в печати лишь в 1867 г. Орленый — клейменный казенным клеймом. Повытчик — должностное лицо, ведавшее делопроизводством в суде. За двести мильонов Россия и т.д. — Речь идет о системе питейных откупов, существовавшей до 1861 г. Среди откупщиков были и евреи. Пилат — римский наместник в Иудее. Во время его правления, по евангельскому рассказу, Иисус Христос был предан казни. Иуда — один из апостолов, предавший Христа за тридцать сребреников, а затем повесившийся; имя Иуды стало символом предательства.

вернуться

* 60 *

“В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба...”. — Есть указание, что в стихотворении отразился действительный случай, имевший место во время Крымской войны.

вернуться

* 61 *

“Ходит Спесь, надуваючись...”. — Это и предыдущее стихотворения очень понравились славянофилам А.С.Хомякову и К.С.Аксакову. “Ваши стихи, — говорили они Толстому, — такие самородные, в них такое отсутствие всякого подражания и такая сила и правда, что, если бы вы не подписали их, мы бы приняли их за старинные народные”. Сообщая об этом жене, поэт заметил: “Эти слова для меня — самая лучшая хвала” (письмо от 7 сентября 1856 г.).

вернуться

* 62 *

“Ой, каб Волга-матушка да вспять побежала!..”. — Полугар — низший сорт водки, сивуха. Приказный — мелкий чиновник, канцелярский служащий.