И вмиг исчезнут все. Тут, на земле, осталось следом дивным
То самое, что нынче Зовут "грядущим светлым, прогрессивным". Гляди на отражение свое,
Век глупый и надменный,
Покинувший стезю, Намеченную возрожденной мыслью, Вспять повернув, гордишься тем, что прав,
Попятный путь назвав
Движением вперед.
И все умы, которым Тебя в отцы дала судьбина злая, Твоим капризам потакают льстиво,
А за спиной глумливо
Кривляются, но я В могилу столь постыдно не сойду
Пусть будет на виду
Все, что душа моя
Скопила,- я откроюсь, Хоть знаю участь, ждущую того, Кто досаждает веку своему.
Над нашим общим злом
Смеюсь я до сих пор. Мечтаешь о свободе, но опять Мысль хочешь в слуги времени отдать, Ту мысль, благодаря которой мы
Из варварства едва лишь
Восстали, мысль во славу
Гражданственности, к высям Повсюду судьбы общества ведущей.
Тебе же не по нраву Прямая правда о ничтожном месте, Природою нам данном на земле. Поэтому ты стал спиною к свету, И - жалкий трус - ты называешь трусом Стремящегося к свету смельчака, Достойным же - глупца иль хитреца, Кто, над собой глумясь иль надо всеми, Наш бедный жребий славит без конца. И если бедный, слабый человек
Быть честным, благородным Желает - он ни называть не должен И не считать себя богатым, сильным,
Ни выставлять для нас И доблесть и богатство напоказ; Не должен и того стыдиться он, Что золотом и силой обделен.
Он это признает
Открыто, заставляя Ценить лишь то, что в нем и вправду есть. И благородным я не в силах счесть
Рожденного на гибель,
Возросшего в лишеньях
И говорящего: "Для наслаждений
Я создан!" Изливает Он смрадную гордыню на бумагу И соблазняет будущим блаженством
И полнотою счастья (Которые и небу неизвестны,
Не только что земле) Всех обитателей планеты нашей,
В то время как довольно
Морской обычной бури,
Землетрясенья или Тлетворных ветров, чтобы навсегда Несчастный смертный сгинул без следа.
А благороден тот,
Кто может без боязни Очами смертными взглянуть в лицо Уделу общему и откровенно,
Ни слова не скрывая, Поведать о несчастной доле нашей, О жизни беззащитной и ничтожной; Тот благороден - сильный и великий
В страданьях,- кто несчастья
Не углубляет тем, Что зло таит на брата (всяких бед
Опасней это), в горе Своем не человека обвиняя, Но истинно виновную, для смертных Мать - по рожденью, мачеху - по жизни. Ее-то благородный человек
Врагом и называет, И, полагая, что в боренье с ней
Сплоченней и сильней Все общество людское стать должно,
Считает он людей Одним союзом, предлагая всем Свою любовь сердечную, всегда Спеша на помощь или прося о ней В опасностях бесчисленных, в тревогах
Борьбы всеобщей. Он Считает глупым брать оружье, ставить
На ближних западни В ответ на оскорбленья их; они Друзья на поле битвы; разве можно Лицом к лицу с врагом, в разгар сраженья,
Противника забыть И учинить жестокий спор с друзьями
И собственные рати, Мечом сверкая, в бегство обращать?
Когда народ опять Узнает эти мысли, как когда-то,
И страх перед природой,
Всех издавна связавший В общественную цепь, чуть-чуть ослабнет Благодаря познанию - тогда
Содружество людей,
Добро и справедливость Взойдут не из чванливого безумства, На коем честность зиждется толпы, Хоть неизбежное грозит паденье Всему, что зиждется на заблужденье.
Сижу я часто ночью
Здесь, в безотрадном месте, Одетом в траур замершим потоком, Хранящим вид движенья; здесь, в степи
Унылой, вижу я, Как в чистом синем небе блещут звезды,
Там, в море, отражаясь; Как в ясной пустоте весь мир сверкает
И вспыхивают искры. Когда на них я устремляю взгляд,
Мне кажется, горят Лишь точки в вышине, а в самом деле
Земля с ее морями В сравненье с ними точка - так они Огромны, и не только человек
Им не видна планета, Где человек затерян; и когда Я вижу те далекие созвездья,
Что кажутся туманом, Откуда уж ни люди, ни земля Неразличимы, ни все наши звезды Бесчисленные вместе с ярким солнцем, Иль выглядят такими, как они Нам видятся - в туманном свете точкой,
Когда я вижу это,
Каким в моих глазах Ты выглядишь, о род людской! И вспомнив Об участи твоей, которой символ Земля вот эта под моей ступней,
И вспомнив также то, Что видишь ты в себе и господина, И цель всего, и вспомнив, как ты любишь Пустую болтовню; и как поэты, Из-за тебя вселенную забыв И обратясь к неведомой песчинке По имени Земля, тебя развлечь Стараются; и как ты до сих пор, Когда мы превзошли расцветом знаний
Все времена другие, Ум оскорбляешь истинный, чтоб только Мечтанья смехотворные воскресли,Тогда не знаю я: в душе моей Насмешка или жалость - что сильней?
Как маленькое яблоко, созрев,
В осенний день летит На землю и уничтожает, давит И сокрушает тяжестью паденья
Построенные в мягкой
Земле, с большим трудом, Жилища муравьев, все их богатства, Накопленные летом терпеливо,
Так ночь и разрушенье,
Швыряя сверху пемзу,
Куски горы и пепел, Гремящим лоном в вышину небес
Извергнутые, вместе
С бегущим по траве
Взбесившимся потоком
Расплавленных камней,
Металла и песка, За несколько мгновений искрошили,
Засыпали и смяли Обласканные морем города На дальнем берегу; теперь пасутся
Здесь козы; города Другие поднимаются, подножьем Им служат погребенные, а стены Повергнутые злобная гора
Как будто попирает. Природе эта нравится игра: Ей род людской - что племя муравьев.
Различье только в том, Что муравьи, конечно, плодовитей И числят меньше бедственных событий.
Уж восемнадцать минуло столетий С тех пор, как в диком пламени исчезли
Людские поселенья Крестьянин же, возделавший вот эти Пустые обессиленные земли
Под жалкий виноградник, Еще бросает трепетные взгляды
На роковую гору, Хоть присмиревшую, но все еще
Внушающую ужас И все еще грозящую ему,
Его семье и скарбу
Уничтоженьем. Часто
Несчастный ночь без сна Лежит на крыше хижины своей Под свежим ветерком, и то и дело
Он вскакивает, глядя На изверженье страшного огня