К Сильвии. Канцона из шести разновеликих одиннадцати- и семисложных строк со сложной системой смежных и перекрестных рифм. Написана в Пизе 19-20 апреля 1828 года.
Имя Сильвия заимствовано из "Аминты" Тассо. По всей видимости, автор изобразил под этим именем Терезу Фатторини (см. прим. к с. 62). Тема невинной молодости, не омраченной житейскими невзгодами, не случайна, что признает сам Леопарди: "Если к тому, что я уже сказал, любуясь шестнадцатилетней или восемнадцатилетней девушкой, добавить мысль о ждущих ее страданиях, которые вскоре омрачат эту чистую вешнюю пору, вскрыв тщетность радужных надежд и показав, сколь быстротечна жизнь самого цветка, то во мне рождается самое высокое чувство любви, и его невозможно даже вообразить" (Zibaldone, 4311).
Приводим не включенное автором в свой сборник стихотворение, написанное в Пизе в апреле 1828 года и послужившее прелюдией к написанию канцоны "К Сильвии" "Здесь и далее, кроме особо оговоренных, стихи даются в моем переводе.- А. М.":
Песнь девушки. Нехитрая мелодия
Из-за высокого забора льется
По тихой улочке. Но отчего
Так грустно стало, сердце сильно сжалось
И слезы навернулись на глаза?
Ведь только что я был беспечно весел,
И голосок божественно звучал,
Напомнив живо о былых надеждах.
Как мне ни сладостны воспоминанья,
Душа полна печали и скорбит.
В самих надеждах кроется причина
Их тщетность я на опыте познал.
Воспоминания. Стихотворение из так называемого цикла больших идиллий. Написано одиннадцатисложным свободным стихом в Реканати в августе - сентябре 1829 года.
Леопарди замечает в дневнике: "Несомненно, что столь далекие воспоминания, сколь сладостны они ни были бы, слишком отдалены от нашей сегодняшней жизни и не сходны с нашими привычными ощущениями. Они могут вызвать лишь меланхолию, что вполне естественно, поскольку говорят о безвозвратно утерянном" (Zibaldone, 1860-61).
Просторы моря, горы голубые! - Из стоящего на высоком холме Реканати видны Адриатическое море и отроги Апеннинских гор.
Нерима - как и Сильвия, имя вымышленное, но увековеченное в названии одной из улочек в Реканати.
Ночная песнь пастуха, кочующего в Азии. Канцона из шести разновеликих строф, содержащих семи- и одиннадцатисложные строки; кроме смежных и перекрестных рифм, насквозь рифмуются последние строки каждой строфы.
Написана в Реканати между октябрем 1829 и апрелем 1830 года под впечатлением книги русского аристократа М. Мейндорфа "Путешествие из Оренбурга в Бухару в 1820 году". Основная тема канцоны связана с заключительным вопросом в "Диалоге Природы с Исландцем" из "Нравственных очерков": "Так скажи мне, что не смог сказать ни один философ: кому по душе и кому выгодна эта разнесчастная жизнь в мире с сохранением бед и смерти для всех тех, кто его составляет?"
Покой после бури. Большая идиллия из трех разновеликих строф, в которых последняя строка рифмуется с одной из внутренних строк.
Написана в Реканати 17-20 сентября 1829 года. Вместе с сочиненной почти одновременно идиллией "Суббота в деревне" рассматривалась последователями Б. Кроче и глашатаями теории "чистой поэзии" как абсолютный шедевр, как кульминация всей идиллической поэзии Леопарди, после которой она пошла на спад.
В России это стихотворение было также высоко оценено. Появилось несколько его переводов, среди которых наибольшей известностью пользовался перевод, выполненный А. Плещеевым (1875 г.):
Гроза прошла... По улице опять,
Кудахтая, расхаживают куры,
И в воздухе щебечет птичек хор.
Смотрите! там, на западе, в горах
Как просветлело все... Озарены
Луга сияньем солнца, и сверкая
Бежит ручей извилистый в долине.
Движенье, шум повсюду. Всем легко,
И все за труд поденный свой спешат
Приняться вновь с душой повеселевшей.
Ремесленник в дверях своей лачужки
С работою уселся и поет.
Несет ведро бабенка молодая,
Его водой наполнив дождевой.
Опять снует с своим обычным криком
По улице разносчик-зеленщик.
Вернулось солнце!.. весело играет
На высотах и крыше луч его.
Все отворять спешат балконы, окна,
А с улиц шум несется... В отдаленье
На стаде колокольчики звенят...
Вот стук колес: то продолжают путь
Проезжие, задержанные бурей...
Да! все сердца ликуют. И скажите,
Была ль когда нам наша жизнь милей
И было ль нам дороже наше дело?
Кончали ль мы когда свой старый труд,
Брались ли мы за новый - так охотно?
И о нуждах, о горестях своих
Нам помышлять случалось ли так мало,
Как в этот миг? Увы. Веселье наше
Всегда - дитя страданья. И теперь
Проснулась в нас обманчивая радость,
Едва успел исчезнуть страх за жизнь,
Томящий нас тоской невыразимой,
Хотя бы жизнь была противна нам;
Страх, что бледнеть и трепетать во мраке
Нас заставлял, покамест бури рев
И молний блеск нам гибелью грозили!
Как ты добра, как милостива ты,
Природа, к нам! Вот блага, вот дары,
Которыми людей ты наделяешь!
Освободись от горести и бед,
Уж рады мы! Ты полной горстью сеешь
Страдания по нашему пути!
Нежданное, непрошеное горе
Приходит к нам, и если из него
Порой каким-то чудом вырастает
Ничтожнейшая радости былинка,
Нам кажется завидным наш удел.
Как Божеству ты дорог, человек,
Довольный тем, что отдохнуть or горя
На миг один дано тебе порой,
И счастливый вполне, когда всем мукам
Положит смерть желаемый конец.
Суббота в деревне. Стихотворение из четырех разновеликих строф с чередованием одиннадцати- и семисложных строк и наличием смежных и перекрестных рифм.
Для понимания мировосприятия Леопарди очень характерно такое высказывание: "Человеку чувственному, наделенному фантазией и постоянно живущему, как прожил я большую часть времени, во власти воображения, окружающий мир и предметы предстают в двойственном свете. Глазами он видит деревенскую колокольню, а ушами слышит колокольный звон. Но в то же время, благодаря своему воображению, он видит другую колокольню и слышит другой перезвон колоколов. И в этой второй ипостаси заключена прелесть и красота вещей. Уныла жизнь (а таковой она обычно является), если не видит, не слышит и не чувствует ничего, кроме привычных вещей" (Zibaldone, 4418).