В жизнеописании Хуэйнэна Ван Вэй употребляет сравнения индийско-буддийского и китайского происхождения: "Царство, где люди с разрисованными телами и подвешенными к ушам серьгами плавают в море годы напролет, все они желают протереть глаза и узреть облик дракона и слона". В буддийской литературе слон - символ терпения, сдержанности, самообладания. Видимо, Ван Вэй намеренно прибег к сравнению Хуэйнэна со слоном, ибо перед этим говорит, что наставник "...стал учить людей понятию о терпении. Те, кто терпят, - не рождаются и не умирают", т. е. достигают вожделенной нирваны, прерывают цепь рождений и смертей.
Буддийские проповедники, считает Ван Вэй, "...раскрыли содержание собрания буддийских канонов, открыто показали в действии понятие "жемчужина в платье"". Обращение к буддийской притче - намек на то, что польза от буддийского учения может быть лишь в случае ею глубокого осознания, понимания: Будда положил жемчужину в полу платья некоего бедняка, но тот ничего не ведал о драгоценности, и потому с обретением сей жемчужины жизнь его никак не изменилась, и он по-прежнему прозябал в бедности.
В эпитафии Ван Вэя своему духовному наставнику можно заметить его двойственное отношение к буддизму: поэт - адепт и популяризатор буддийского вероучения, но его не устраивают существующие в буддизме противоречия, на что Ван Вэй постоянно сетует: "Буддийское дао охватывает все четыре вида живых существ, постоянно указывает на шесть направлений {Имеются в виду шесть сансарических миров.}, но даже у мудрецов, бывает, иссякает ум, и существуют такие сочинения, смысл которых не укладывается в голове". В таких понятиях, как "...шестьдесят две мысли, сто восемь тем, - продолжает Ван Вэй, - во всем этом ничего не найдешь [имеющего смысл], пожалуй, на этом следует закончить". Напомним, что в одном из прозаических произведений ("Представляю монахам толкование сутры "Жэнь ван" - добродетельный князь") Ван Вэй также употребляет понятие "сто восемь тем": "Вместе с сорока девятью монахами исходим из ста восьми тем" {Число 108 почитаемо в буддизме: 108 томов священного канона; число 108 кратно девяти, трем; четки имеют четыре связки по 27; буддийские монастыри окружены стеной с 108 субурганами и т.д.} [257, с. 308], которое тесно связано с таким понятием как "лю гэнь" - "шесть основ" (глаз, ухо, нос, язык, тело и мысли, память) как составная часть закона причинного возникновения - двенадцатичленного колеса зависимого происхождения. Поскольку каждая из этих основ может вызывать желание (одно из важных понятий буддизма), то оно уже будет шестикратным. Три способа проявления {"Три способа проявления" - невежестно, похоть, злоба.} делают "желание" восемнадцатикратным, а при делении на внешнее и внутреннее становится тридцатишестикратным и, будучи приложено к настоящему, прошедшему и будущему, превращается в сто восемь различных видов желаний, причиняющих страдания.
Вторая эпитафия Хуэйнэну - "Бэймин и шоу", имеющая подзаголовок "Эпитафия умершему чаньскому наставнику Великому Добродетельному Чистое Просветление государства Великого Спокойствия при Великих Танах",- относится к этому же времени написания |257, с. 434]. Здесь Ван Вэй продолжает прославлять Хуэйнэна: "На Великой земле, где [существует] множество всяких звуков, раздался голос проповеди [Хуэйнэна]. Множество людей, подобно песку Ганга, стали следовать Драгоценности, [создавать] величественные лики [буддийских божеств]". Однако Ван Вэй прекрасно сознает, что Хуэйнэн своей деятельностью внес в дело распространения буддизма очевидный раскол, когда буддизм оказался под угрозой: "Когда шестой патриарх [как противник Будды] сеял смуту, Четыре Драгоценности оказались под угрозой [существования]. Но [Будда] открыл сузившиеся Ворота сладчайшей росы, очистил Дом от зловония и плесени. Воссел на драгоценной лежанке, размахивая белой метелкой". Последующее содержание эпитафии говорит о том, что "...очищение учения Хуэйнэна завершилось благопристойно для чаньского патриарха", т. е., безусловно, поэт хочет сказать, что Хуэйнэн все-таки примирил свое учение с общим руслом буддийского учения: "Тогда [Хуэйнэн] взошел на лотосовый алтарь, окончательно заставил мудрецов и великих спорщиков выскоблить [еретические] слова из [книг] и сжечь свои сочинения, а ученых-конфуцианцев с плоскими веками [заставил] отбросить прочь [конфуцианскую] гуманность, осудить принципы [конфуцианской] справедливости". Ван Вэй заключает к своему удовлетворению: "Вот к чему пришли, кто теперь посмеет не прийти с изъявлением покорности?"
Ван Вэй сообщает подробности биографии Хуэйнэна - о моментах принятия монашеского сана, просветления и "исчезновения".
Хуэйнэн объявил, что "вот-вот уйдет", и за ним буквально по пятам стали следовать толпы людей в надежде присутствовать при моменте "исчезновения" тела. Однако Хуэйнэн разочаровал толпу, и спустя некоторое время все стали сомневаться, толпа рассеялась. Тогда-то, в ночное время, Хуэйнэн "...исчез, сидя с поджатыми крест-накрест ногами". В этот момент "...все исчезло - и луна, и солнце, и великое безмолвие". Стела, воздвигнутая в честь Хуэйнэна, "по форме", сообщает Ван Вэй, если смотреть сверху, "словно сердце", и "...внешняя форма отражает внутреннюю суть". Хуэйнэн оказался способным "...умертвить дракона и усмирить бешеного слона". Он "...установил победный стяг и надолго утвердил чаньское учение".
Указанные эпитафии Хуэйнэну наряду с другими сочинениями дают все основания убедиться в глубокой теоретической подготовке Ван Вэя, с легкостью оперирующего буддийскими понятиями. Чань-буддизм оказался очень близок поэту хотя бы тем, что философские размышления чаньских патриархов в "Алтарной сутре" приводятся в стихотворной форме. Ван Вэй и сам называл некоторые свои произведения гатхами.
Уместно обратиться к гатхам чаньских патриархов из "Алтарной сутры шестого патриарха", где в стихотворной форме последовательно развивается философская идея. Сам же институт патриаршества в традиции Бодхидхармы просуществовал в Китае до 713 г. - момента смерти Хуэйнэна, которого чаньская традиция южной ветви называет шестым патриархом. С именем второго патриарха Хуэйкэ (487-593) традиция связывает появление чаньского поэтического обряда "вэнь-да" - "вопроса и ответа", диалога наставника и ученика. На первый взгляд, суть подобного действа могла показаться парадоксальной. Возникшие позднее в Японии "мондо" и "коан" [280] ведут начало от этого поэтического обряда и сохранили главную суть, когда наставник добивается от ученика максимальной реализации "самого себя".