Вернее, он сам открывал себя.Медленномашина взбиралась на грань перевала.За петлями тракта,за листьями меднымитянуло прохладой и синь проступала.
И вдруг он открылся.Открылась границамеж небом и морем.Зарей освещенный,казалось, он вышел, желая сравнитьсяс той самою песней, ему посвященной.
И враз пробежали мурашки по коже,сжимало дыханье все туже и туже.Он знал себе цену.Он спрашивал:— Что же,похоже на песню?А может, похуже?
Наполнен до края дыханьем соленымгорячей смолы, чешуи омулиной,он был голубым,синеватым,зеленым,горел ежевикой и дикой малиной.
Вскипала на гальке волна ветровая,крикливые чайки к воде припадали,и как ни старался я, рот открывая,но в море,но в море слова пропадали.
И думалось мнепод прямым его взглядом,что, как ни была бы ты, песня, красива,ты меркнешь,когда открывается рядомживая,земная,всесильная сила.
Юрий Левитанский. Стороны света.
Москва: Советский писатель, 1959.
Не брести мне сушею...