Из камня мы громады строим,
Из стали делаем зверей
И, точно псы пред смертью, воем
При мертвом свете фонарей.
И в нас, как нищая малютка,
Душа больна от ран и слез,
И нам подумать стыдно, жутко,
Что к нам опять придет Христос!
На дивный запах Божьих лилий
Дадим мы Господу в ответ
Лишь смрадный дух автомобилей
Да сумасшедших дикий бред.
Кошмар
Заря погаснет над Невою,
И облака, как пауки,
Повиснут низко над землею,
И я завою от тоски.
Смертельным ужасом объятый,
Я побегу от пауков
Рысцою мелкой, виноватой,
Вдоль неприветливых домов.
Но лапой цепкой, студенистой
Меня, настигнув, схватит гад,
И в душу мне вольет нечистый
И соблазнительный свой яд.
Я – как паук за паучихой –
За проституткой поползу
И – свирепея, ночью тихой
Ее в постели загрызу.
II ДЕРЕВЕНСКИЕ ЛЮДИ
Мой прадед
Мой род не знатен и не громок,
Ему безвестна глушь веков,
Но я моих отцов потомок
И я люблю моих отцов.
Б.В. Никольский
Он в будни мерно за сохою
Шагал в ликующих полях,
А в праздник – с песней удалою –
Гулял и гикал в кабаках.
В избе, пропахшей горьким дымом,
Под ледяной метельный смех,
Он, как медведь, дремал по зимам,
Закутавшись в овечий мех.
Но лишь весною начинала
Чернеть полей окрестных ширь,
Душа в нем дивно оживала,
В нем просыпался богатырь!
И снова твердым, мерным шагом
Он шел за верною сохой
По зеленеющим оврагам
Под дружелюбной синевой.
Звенела летом легким звоном
Его блестящая коса –
И с быстрым падала поклоном
К его ногам лугов краса.
Во дни июльской грозной страды
С него стекал кровавый пот,
Но он не знал ценней награды,
Чем урожайный, хлебный год.
Когда ж кончался птичий гомон
И осень в мир несла тоску,
То – вечный труженик – цепом он
Стучал задорно на току.
Потом он сыпал емкой мерой
Зерно златистое в мешки
И ехал с мельницы весь серый
От пыли, пота и муки.
И за весной весна летела,
И за годами шли года,
Но в нем не никла, не хирела
Душа под бременем труда.
И встречен смертью роковою,
Он умер сразу, не болев,
В саду, под яблонью, весною,
Под птичий радостный напев…
Вот почему порой не ладит
Мой дух с весельем городским:
Во мне живет мой старый прадед
И манит к нивам золотым.
Зовет старик к родным избушкам,
К зеленым отчим рубежам,
К осенним радостным пирушкам
И к тяжким, сладостным трудам!
Николаевский солдат
В холод, в оттепель и в зной
Мимо серых, дымных хат
Ходит бравый отставной
Николаевский солдат.
И хотя на днях ему
Стукнет восемьдесят пять,
Бодро носит он суму
И не хочет помирать.
А когда бывает пьян,
Он поет про старину:
Про Малаховский курган,
Про Венгерскую войну.
С ярким пламенем в глазах
Говорит он про врагов,
И объемлет жуткий страх
Простодушных мужиков.
Рты раскрыв, они глядят,
Как в них метит костылем
Расходившийся солдат,
Точно въявь он пред врагом…
А когда Японец нам,
Обезумев, стал грозить,
То старик пришел к властям
И сказал: «Хочу служить!»
Видел я потом: рыдал
Старый, будучи не пьян,
И – рыдая, повторял:
«Наши сдали Ляоян!»
Становой Пристав
Будя бубенчиком лужайки,
Простор тревожа полевой,
На дребезжащей таратайке
Куда-то едет становой.
От пыли сер помятый китель
И сед его повисший ус –
И каждый деревенский житель
Снимает перед ним картуз.
Не зная долгих остановок,
Всегда он мчится средь полей
На гул кабацких потасовок,
На крики буйных бунтарей.
Сожгут ли сена стог в усадьбе
Иль конокрада свалит кол,
Умрет ли пьяница на свадьбе, –
Он все заносит в протокол.
К купцам, известным в околодке,
Он заезжает на лету,
С дороги, крякнув, выпьет водки,
Похвалит дочек красоту, –
И мчится дальше в ночь глухую
На зов настойчивый и злой,
И будит тишину ночную
Его бубенчик удалой.
И так всю жизнь. Без пыли седы
Теперь концы его усов,
Но так же в мире часты беды
И змей греха многоголов!
Быть может, пулею шальною
Из-за угла его сразят
И вольнодумной болтовнею
Его могилу оскорбят…
Но в бессознательной отваге
Он примет горькую судьбу
И – верен долгу и присяге –
Опустит руки лишь в гробу!
Землевладелец
Угрюм и толст, – как ястреб, зорок,
В домашнем сером пиджаке
Помещик въехал на пригорок
На сытом рыжем меринке.
Дружнее граблями взмахнули
Ряды веселых, статных баб,
Приказчик – с быстротою пули –
Вскочил, прервав певучий храп.
И не успев стряхнуть дремоты,
Он пред хозяином поник –
И было тяжелей работы
Вникать ему в обидный крик.