Даунсовы лакомства, Уильямсов чай?
Да будь я проклят хотя б за желанье
Выдать ирландские наши названья!
Удивительно только, что этот нахал
Курчавой Лужи нигде не назвал.
Миледи, печатный станок не намерен
Порочить меня приютившую Эрин!
Себе я не враг — уж который год
Дела мои рыжий шотландец ведет:
Шотландцы бедные — нынче даже
У них нет Стюартов для продажи.
Как китайский шелк, моя совесть легка,
А душа снятого нежней молока.
Колумб свидетель моей уступки —
Я сотню скинул с него при покупке
Его несчастного «Айриш ревью».
Во как люблю я страну мою!
А кто-то там к эмигрантским невзгодам
Тащится поездом и пароходом —
Так я, чтоб умерить людские страданья,
Издаю нечитаемые расписанья;
И крыльцо моей фирмы — место для встреч,
Здесь ежевечерне играют в кетч
Одна добродетельная девица
И англичанин, чин из полиции,
Так что приезжий слышит все слухи
От грязной пьяной дублинской шлюхи.
Кто там сказал: не противься злу?
Я книгу его превращу в золу,
И ссыплю прах в кривобокую урну,
И каяться буду упрямо и бурно —
Трещать, кряхтеть, пищать в песнопеньях,
И все это стоя на тощих коленях,
В Великий пост я подставлю сам
Покаянный голый зад небесам
И, слезами в печатне моей обливаясь,
В ужаснейшем прегрешенье признаюсь.
И метранпаж мой из Беннокбурна
Окунет свою правую руку в урну
И начертает у всех на виду
Memento homo на голом заду.
Флашинг, сентябрь 1912
ECCE PUER
Of the dark past
A child is born;
With joy and grief
My heart is torn.
Calm in his cradle
The living lies.
May love and mercy
Unclose his eyes!
Young life is breathed
On the glass;
The world that was not
Comes to pass.
A child is sleeping:
An old man gone.
O, father forsaken,
Forgive your son!
(February 1932)
ЕССЕ PUER[3]
Дитя явилось
В юдоль скорбей:
Печаль и радость
В душе моей.
Он спит, не видя
Склоненных нас.
Любовь да внидет
В глубь этих глаз!
Тщедушной жизни
Пар на стекле:
Пришла, чтоб снова
Пропасть во мгле.
Младенец — в зыбке,
В земле — мертвец.
Простись и сына
Прости, отец!
(Февраль 1932)
Стихи на случай (не опубликованные Джойсом)
SATIRE ON THE BROTHERS FAY
O, there are two brothers, the Fays,
Who are excellent players of plays,
And, needless to mention, all
Most unconventional,
Filling the world with amaze.
But I angered these brothers, the Fays,
Whose ways are conventional ways,
For I lay in my urine
While ladies so pure in
White petticoats ravished my gaze.
(June 1904)
САТИРА НА БРАТЬЕВ ФЭЙ
Братья Фэй всем известны, не так ли?
Они ставили чудо-спектакли,
Голося во всю мочь:
«Все условности — прочь!»
Зритель ахал, и критики мякли.
Мне же братья сказали: «Свинья!»,
Чуть нарушил условности я:
Ползал пьяный в кулисах
И в невинных актрисах
Сеял трепет, бездарно блюя.
(Июнь 1904)
* * *
The flower I gave rejected lies.
Sad is my lot for all to see.
Humiliation burns my eyes.
The Grace of God abandons me.
As Alberic sweet love forswore
The power of cursed gold to wield
So you, who lusts for metal ore,
Forswear me for a copperfield.
Rejoice not yet in false bravado
The pimpernel you flung away
Shall torchlike burn your El Dorado.
Vengeance is mine. I will repay.