Выбрать главу

Исполнили: Церетели и Чхеидзе. Записал Демьян Бедный.

1920

Оценка

На предложение, сделанное русскими эмигрантами — дать швейцарским банкам в обеспечение свои имения и дома в России, представитель швейцарских интересов заявил: 1) что предложенный залог — миф, никаких гарантий не дающий, 2) что русские должны обеспечить заем реальными гарантиями, как-то: драгоценностями, имениями где-либо за границей или в Польше.

«Последние новости» Персоной будучи в кругах известных видной, Потомственный буржуй с осанкою солидной (При случае его я назову) Зашел в Париже в банк и сразу: «Вуле-ву? На редкость выгодная сделка. Мне банк даст золота, я банку — векселя Под обеспеченье!..» «Какое?» «Есть земля… Вполне исправное громадное именье, При нем завод — мое почтенье! Железный путь совсем вблизи, Большая пристань тут же рядом…» Какой же банк таким побрезгует закладом? В минуту дело на мази. Но… вмиг всю сделку погубило Словцо, всего одно словцо. Директор банковский, смеявшийся так мило. Вдруг скорчил кислое лицо: «А как — пардон, мусью! — как велика оценка Именья вашего?» «Мильон». «Мерси, мерси!.. А где ж, мусью, оно?» «Где? — побелев, как стенка. Забормотал буржуй. — В России!.. Ан Рюсси!..» «Ах, ан Рюсси!» — вздохнул в ответ директор банка И дал российскому мусью… на чай полфранка!

1920

Печаль

Дрожит вагон. Стучат колеса. Мелькают серые столбы. Вагон, сожженный у откоса, Один, другой… Следы борьбы. Остановились. Полустанок. Какой? Не все ли мне равно. На двух оборванных цыганок Гляжу сквозь мокрое окно. Одна — вот эта, что моложе, — Так хороша, в глазах — огонь. Красноармеец — рваный тоже — Пред нею вытянул ладонь. Гадалки речь вперед знакома: Письмо, известье, дальний путь… А парень грустен. Где-то дома Остался, верно, кто-нибудь. Колеса снова застучали. Куда-то дальше я качу. Моей несказанной печали Делить ни с кем я не хочу. К чему? Я сросся с бодрой маской. И прав, кто скажет мне в укор, Что я сплошною красной краской Пишу и небо и забор. Души неясная тревога И скорбных мыслей смутный рой… В окраске их моя дорога Мне жуткой кажется порой! О, если б я в такую пору, Отдавшись власти черных дум, В стихи оправил без разбору Все, что идет тогда на ум! Какой восторг, какие ласки Мне расточал бы вражий стан, Все, кто исполнен злой опаски, В чьем сердце — траурные краски, Кому все светлое — обман! Не избалован я судьбою. Жизнь жестоко меня трясла. Все ж не умножил я собою Печальных нытиков числа. Но — полустанок захолустный… Гадалки эти… ложь и тьма… Красноармеец этот грустный Все у меня нейдет с ума! Дождем осенним плачут окна. Дрожит расхлябанный вагон. Свинцово-серых туч волокна Застлали серый небосклон. Сквозь тучи солнце светит скудно. Уходит лес в глухую даль. И так на этот раз мне трудно Укрыть от всех мою печаль!

1920

Манифест барона фон Врангеля

Ихь фанге ан[11]. Я нашинаю.

Эс ист[12] для всех советских мест,

Для русский люд из краю в краю

Баронский унзер[13] манифест.

Вам мой фамилий всем известный:

Ихь бин[14] фон Врангель, repp барон.

Я самый лючший, самый шестный

Есть кандидат на царский трон.

Послюшай, красные зольдатен:[15]

Зашем ви бьетесь на меня?

Правительств мой — все демократен,

А не какой-нибудь звиня.

Часы с поломанной пружина —

Есть власть советский такова.

Какой рабочий от машина

Имеет умный голова?

Какой мужик, разлючный с полем,

Валяйт не будет дурака?

У них мозги с таким мозолем.

Как их мозолистый рука!

Мит клейнем[16], глюпеньким умишком

Всех зо генаннтен [17] простофиль

Иметь за власть?! Пфуй, это слишком!

Ихь шпрехе:[18] пфуй, дас ист цу филь![19]

Без благородного сословий

Историй русский — круглый нуль.

Шлехьт![20] Не карош порядки новий!

Вас Ленин ошень обмануль!

Ви должен верить мне, барону.

Мой слово — твердый есть скала.

Мейн копф [21] ждет царскую корону.

Двухглавый адлер[22] — мой орла.