1926
Как волны, дыбятся панели.
Ни дать ни взять, как волк морской,
В морской фуражке и шинели
Плыву я в «Правду» по Тверской.
Здесь — «марсовой» по званью-чину —
Гляжу я пристально во мглу:
Не прозевать бы вражью мину!
Не напороться б на скалу!
Несутся волны, словно горы.
«Левей!» — «Правей!» — «Назад!» —
«Впе-е-е-ред!»
На капитанской рубке споры.
Кого-то оторопь берет.
Слежу спокойно за ответом
Морских испытанных вояк.
А впереди — призывным светом
Сверкает ленинский маяк!
1926
С расейской эмиграцией
Нам прямо сладу нет:
Военной операцией
Пугает сколько лет!
И тычет нам три чучела:
— Ура!
— Ура!
— Ура! Тьфу! Как ей не наскучила
Подобная игра?
Вот зубры-консерваторы,
Магнаты без земли,
Кирилла в императоры
Они произвели.
Картежный плут и пьяница
Их сердцу всех милей.
Кому еще приглянется
Подобный дуралей?
Берите, вот, готовенький,
— Готовят десять лет! —
Крапленый, уж не новенький,
Бубновенький
Валет!
Другие — трехаршинного
(Срединного смотри!)
Князька Николу Длинного
Готовят нам в цари.
Но не сейчас, так вскорости
(Все видите: шкелет!)
Распутство, пьянство, хворости
Сведут его на нет.
Вот слева третье чучело:
Сотлевший туалет.
Старуху крепко скрючило
За эти десять лет.
О ней весьма поносная
Катилася молва.
Вдова порфироносная
Жива иль не жива?
Где краски все линючие
Былой ее судьбы?
Пошли по ней вонючие
Могильные грибы.
Читать заупокойную!
Какие тут «ура»?
Всех в яму их в помойную
Швырнуть уже пора!
1927
Посвящается
«Международной организации помощи борцам революции»
(Древнегреческая легенда)
Прощался сын с отцом, со старым, мудрым греком.
Прижавши юношу к груди,
Сказал ему отец: «Клеон, мой сын, иди
И возвратись ко мне — великим человеком!»
Прошли года. Вернулся сын к отцу
В наряде дорогом, весь — в золоте, в рубинах.
«Отец, я стал богат. Счастливому купцу —
Не будет равного мне богача в Афинах!»
«Мой сын, — сказал отец, — я вижу, ты богат.
Не говорит, кричит о том твое обличье.
Но ежели б ты стал богаче во сто крат,
Не в этом истинно бессмертное величье!»
Прошли года. И вновь вернулся сын к отцу.
«Отец, я знанье все постиг в его вершинах.
Мне, как первейшему на свете мудрецу,
Все мудрецы поклонятся в Афинах!»
И отвечал отец: «Ты знанием богат,
Прославлен будешь ты, быть может, целым светом.
Но ежели б ты стал ученей во сто крат,
Величье истинно бессмертное не в этом!»
Прошли еще года. И в третий раз Клеон
Вернулся к дряхлому отцу, к родным пенатам[33]
Но не один вернулся он,
А с братом, вырванным из вражьих пыток братом.
«Отец, я услыхал его тюремный стон,
И я ускорил час его освобожденья!»
«Мой сын! Благословен день твоего рожденья! —
Клеону радостно сказал отец-старик.—
Смой кровь с себя, смени истлевшие одежды.
Ты оправдал мои надежды:
Твой подвиг — истинно велик!»