(Ancien régime)[40]
Чуть погляжу из-под маски стеклянной –
В кузнице вижу твоей окаянной,
Что твои ловкие руки творят, –
Где ж для нее приготовленный яд?
Вместе они; и ведь оба, конечно,
Мнят, что рыдать я должна безутешно
В церкви пустой, и, себя не тая,
Громко смеются. Но вот она я!
Ты завари беспощадный напиток –
Пусть закипает в нем гнева избыток;
Нынче милей мне твой темный подвал,
Чем королевский торжественный зал.
Вот ведь смола накопилась какая,
На благородных стволах натекая!
Что это в склянке стоит голубой?
Чем бы послаще послать на убой?
Кабы твоими владеть закромами,
Шли бы ко мне наслаждения сами:
Смерть, заключенной в перчатку, в печать,
В перстень, в серьгу, я могла бы вручать.
Дам на балу я таблетку Полине,
Жить полчаса ей позволив отныне,
Да и Элизу моя будет власть
Замертво тут же заставить упасть.
Сделал? Но выглядит как-то уныло.
Пусть бы питье себя выпить манило!
Надо подкрасить его, а потом
Пусть насладятся красивым питьем.
Дивный сосуд! Миловидна плутовка,
Тем и взяла его смело и ловко,
Нет с ее взорами сладу – так вот:
Пусть в ней биение сердца замрет!
Раз, увидав их, шептавшихся, рядом,
Долгим на ней задержалась я взглядом,
Думая: вот упадет. А она
Держится. Значит, отрава нужна.
Боли никак облегчать ей не надо –
Пусть ощутит приближение ада.
И не скупись на ожоги, старик,
Помнит он пусть исковерканный лик.
Кончил? Снимай с меня маску! Что мрачен?
Дай наглядеться, чем будет оплачен
Груз моих бед, что она принесла, –
Яд для нее не прибавит мне зла.
Вот тебе жемчуг – всё рада отдать я.
Хочешь – целуй, но не пачкай мне платья,
Чтобы мой облик людей не пугал, –
Я к королю отправляюсь на бал.
Перевод Поэль Карп
Видение Иоанна Агриколы
Над нами высь, и я в ночи
Сквозь горний свод гляжу туда;
Ни солнце, ни луны лучи
Мне не преграда; никогда
Мой взор не отвлечет звезда,
Затем что к Богу я стремлюсь,
Затем что к Богу – этот путь,
Затем что духом я томлюсь –
Будь эта слава иль не будь,
Я упаду к Нему на грудь.
Я, как всегда, лежу без сна,
Его улыбкой озарён;
До всех светил, еще когда
Воздвигнут не был небосклон,
Во мне дитя замыслил Он.
Он жить назначил мне вовек,
Все в жизни вплоть до пустяка
Предначертав; да, Он предрек,
Что ляжет так моя рука,
Пред тем, как начались века.
И, этой жизни дав исток,
Укоренив, велел расти
Навек безвинным, как цветок,
Что может вянуть иль цвести,
Не зная своего пути,
Чтоб мысли, речи и дела
В Нем множили любовь ко мне,-
К душе, что создана была,
Чтоб что-то Он обрел вовне,
Ему врученное вполне.
Да, да, коль древо ждет расцвет,
Ему не повредит сорняк!
Когда б – Господь мне дал обет –
От всех грехов вкусил я, как
Вкушают ядовитый злак,
Вся скверна силой естества
В блаженство б обратилась вмиг:
Но гибнет сорная трава,
Чей лист под росами поник,
Коль он для этого возник.
Когда вкушаю я покой
Средь нескончаемых отрад,
Я вижу – огненной рекой,
Лишь стоит долу кинуть взгляд,
Сонм тех злосчастных кружит ад,
Кто жаждал, чтоб их жизнь была
Чиста, как дым от алтаря,
Чтоб Бог избавил их от зла,
Пусть к ним любовью не горя;
И все труды пропали зря.
Мудрец, священник и аскет,
Монах, монахиня – без сил;
Спасенья мученику нет,
И Бог ребенка осудил
До сотворения светил!
Но – как бы смел я вознести
Ему хвалу, когда бы мог
Постичь безвестные пути
И, за любовь внеся оброк,
Войти в заоблачный чертог?