Тонут в листьях и цветах
Черные колонны;
Рдеют мрамор и гранит;
В переливах бледных
Свет от факелов дрожит
На статуях медных;
В древнем храме истукан
Божества филистимлян,
Грозного Дагона -
Весь в каменьях дорогих,
В одеяниях цветных,
На главе корона.
Сто курильниц вкруг стоит,
У подножия горит
Огнь неугасимый,
И на идола покров
Льется запах от цветов,
Ветром разносимый!
Ткани ценные ковров
Постланы во храме, -
На коврах столы стоят
С длинными скамьями,
На столах сосудов ряд;
Вкруг толпою жадной
Филистимляне шумят,
И из чаш отрадный
Млечной пеною бежит
На ковры и на гранит
Нектар виноградный.
Девы, юноши толпой
Собрались в веселый рой
На платформе храма,
Над главой их неба кров,
А под ними гор, лесов,
Зданий панорама.
Их светильником одна,
На небесном своде,
Сребророгая луна
В звездном хороводе;
Но зато луны светлей
Пламя черное очей,
Но зато луною
Освещается слегка
Полусмуглая рука
С длинною косою.
При луне живей горит
Роза губок и ланит,
Юношей приманка,
При луне бурливей кровь,
И свободней рвет покров
Грудь филистимлянки.
2
Мелькают одежды, покровы клубятся,
И золото блещет, и камни горят,
И жемчуга светлые нитки струятся
В потоках волос. - Дорогой водопад,
Скользя, упадает на перси, на плечи,
Дробяся о руку счастливца, - и вот
Уж слышатся шопот, невнятные речи
И звук поцелуев…
А в храме народ
В веселии буйном, пред идолом медным
Плоды и корзины с цветами кладет,
И жертву народа огнем заповедным
Жрецы зажигают… Доверчив народ!
На пламя одежды их черные веют,
Их мрачные лица от пламени рдеют,
Невнятные звуки срываются с уст,
И дым от костра, достигая до свода
Высокого храма, жрецов от народа
Скрывает собою, и мрачен и густ,
Лишь пламя блистает на жертвах зажженных,
Лишь слышны слова заклинаний священных.
3
Кто ж стоит там в отдаленьи
Меж толпою, без движенья,
Грустно голову склонив,
То суров, то молчалив,
То с улыбкою унылою? -
Это он, слепой еврей,
Саваофом дивной силою
Одаренный назарей, -
Это тот, кто крепость львиную
Силой мышцы укротил;
Тот, кто челюстью ослиною
Вражьи полчища разбил;
Тот, кто нивы филистимские
Беглым пламенем пожег,
Кто душою исполинскою
Пред женою изнемог;
То - в ночи ворота газские
Перенесший на Хеврон,
То - кроваваою развязкою
Расплатившийся Сампсон.
Как высок он! - Стана стройного
Мощный кедр не устыдит;
Как печать полудня знойного
На челе его горит!
Как хорош Сампсон с оковами
На ногах полунагих,
Перед групами суровыми
Неприятелей своих!
Как из меди литы мускулы
Исполина-силача.
Очи светлые потускнули
Под кинжалом палача;
Но над ними все в движении
Смоляных бровей чета,
Все улыбкою презрения
Замыкаются уста;
Грудь вздымается высокая
И, как прежнею порой,
На плечо его широкое
Кудри сыплются волной.
Вот он в храме, им невидимом,
У гранитного столба -
Над любовником Далидиным
Насмехается толпа
"Спой нам песню, еврей,
Про твоих праотцов
Как их вел Моисей
Вдоль степей, вдоль песков,
К ханаанским странам,
Про ковчег, про Сион,
Спой нам песню, Сампсон!
Спой нам песню, атлет,
Про минувшие дни,
Про священный обед,
Про забавы твои,
Про Далиды любовь,
Про сраженья и кровь.
Ряд измен, ряд побед
Расскажи нам, атлет!
Спой нам песню, слепец,
Про наставшие дни,
Как тебе наконец
Отомстили враги;
Про бряцанье цепей,
Про лишенье очей -
Про твой близкий конец
Спой нам песню, слепец! "
Нахмуривши брови, угрюмый, суровый,
Скрестив на груди свои руки, Сампсон
Стоит недвижимо; ни звука, ни слова
В ответ на угрозы не выразил он.
Но вот загремел он стальными цепями,
И цепи как будто рассыпались сами.
Лишь в храме пронесся разрыва их гул.
Отхлынув, вздрогнула толпа. Умолкая,
Глядит на атлета. В безмолвии храм;
И молвит Сампсон: "Укрепи, Адонаи,
Бессильные мышцы на гибель врагам! "
Плечо разминая, он ищет колонну,
Нашел и железной рукою обнял;
Напряглися мышцы, и камень со звоном
В куски разлетелся, и храм задрожал…
Своды треснули; гранит
На пол массами летит.
Камни сверху сыплют градом,
Крыша рушится и с ней
На гранит живым каскадом
Волны сыплются людей.
Их одежда, словно пена;
Брызжет кровь кругом на стены;
Крик предсмертный, боли стон
Стуком камней заглушен.
Все в смятенье - от гранита
Нет защиты, нет защиты.
Тщетно молятся жрецы,
Чтобы их Дагона идол
Богу чуждому не выдал
И от смерти спас. Слепцы!
Им не внемля, с предестала
Изваяние упало
К обнаженным их ногам,
И огонь потух священный.
Вдруг удар! Шатнулись стены…
Смерть близка… и рухнул храм!
Нет ни звука, нет ни стона,
Смотрит грустно с небосклона
На развалины луна;
Все молчит; все тишина;
Все покой, но в том покое
Было что-то неземное:
Мнилось, грозно выходил
Из развалин дух Сампсона
И над капищем Дагона
Торжествующий парил.
Но воздух свеж, и мгла исчезает,
И утренний ветер в том месте порхает,
Где в час свой смерти слепой назарей
Воздвигнул кровавый себе мавзолей,
И солнце взошло и лучом осветило
Развалины храма - Сампсона могилу,
И в грудах развалин, меж мертвой толпой,
Обломок колонны с могучей рукой.
(1840?)
ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ, САТАНА!
На горе первозданной стояли они,
И над ними, бездонны и сини,
Поднялись небосводы пустыни.
А под ними земля - вся в тумане, в тени.
И один был блистательней неба:
Благодать изливалась из кротких очей,
И сиял над главою венец из лучей;
А другой был мрачнее эреба:
Из глубоких зениц вылетали огни;
На челе его злоба пылала,
И под ним вся гора трепетала.
И Мессии сказал сатана:
"Раввуни!
От заката светил до востока,
Землю всю, во мгновение ока,
Покажу я тебе…"
И десницу простер…
Прояснилася даль… Из тумана
Засинелася зыбь океана,
Поднялися громады маститые гор,
И земли необъятной равнина,
Вся в цвету и в тени, под небесным шатром,
Разостлалася круглым, цветистым ковром.
Каменистая степь… Палестина…
Вот седой Арарат; вот угрюмый Синай;
Почернелые кедры Ливана;
Серебристая пыль Иордана;
И десницей карающий вызженный край,
И возлюбленный град Сараофа:
Здесь Сион в тощей зелени маслин, а там
Купы низких домов с плоскою кровлею, храм,
Холм и крест на нем праздный - Голгофа.
К югу - степь без границ. Перекатной волной
Ураганы песок поднимают,
И на нем оазисы мелькают,
Как зеленый узор на парче золотой.
Красной пылью одеты, деревья
Клонят книзу вершины под гнетом плода;
Разбрелись табуны кобылиц и стада
Вкруг убогих наметов кочевья;
Смуглоликих наездников рыщут толпы;
Воздух пламенем ввстречу им пышет,
А по воздуху марево пишет,