2
Вечерняя спустилась тьма; Пред нами черная корчма; Она ужасна издали: Поля пустые облегли Еe почти со всех сторон. Ландшафт ничем не оживлен: Ни тихошепчущий поток, Ни прохладительный лесок, Ни громозвучный водопад, Ни пестрота веселых стад… Короче: ровно ничего Кругом для взора моего И для чувствительной души Не представлялось в сей глуши; И мы вошли в сию корчму — Она похожа на тюрьму, К которой уж давно, давно Не мыто и не метено. Порог возвышенный в дверях; На потолке и на стенах Буграми сажа, пыль и мох, — А старый пол — беда для ног; Таков дороги вешней вид, Когда потоками бежит Снегов растаявших вода; Так мостовая, где худа… По ней печальный пешеход Сердито, медленно идет И, глядя на негодный путь, В мечтах бранит кого-нибудь. Две комнаты — одна с другой Могли бы спорить духотой. Вдоль не очищенной стены, Свидетель мрачной старины Поставлен долговязый стол. Он годен — так К[няжевич] счел — К обеду двадцати персон. К[няжевич] счетам изучен, Я ж в арифметике отстал И, как поэт, сей стол считал Несносным даже для очей — То каково же для гостей?.. И вдоль стола того — скамья, Но чернота и пыль ея На ней не позволяют лечь; Налево — сумрачная печь С широьим, черным очагом; Окно с замаранным стеклом, Замаранным, как бы затем, Чтоб даже сумрачным лучем Не освещалася корчма И путнику б густая тьма Не позволяла разглядеть, Что негде будет посидеть И телу в тишине ночной Дать укрепительной покой. Благодаря богов, у нас С собою был съестной запас; А ужин — дело золотое Тому, кто изнурен путем: Тогда — двойная жажда в нем И аппетит сильнее втрое. Притом замечено давно, Что все людские наслажденья От ожиданий и томленья Приятней — так и быть должно! Веселья слаще после скуки, Отрадней блага после бед, Любовь живее от разлуки, Вкусней от голода обед. Так принесли мы жертву Кому! Для нас царица сей корчмы Расстлала по полу солому, И тихо улеглися мы. Сия чухонская Бавкида — Простите этот эпизод — Непривлекательного вида, Как весь Ливонии народ: Лицо, которого Гогарту Не удалось нарисовать; Вам не случалось ли видать Унылой Корсики ландкарту? Так некрасива и черна Была лицом сия жена, Живые, сумрачные взгляды Из-под нависнувших бровей, Волос не перечесть у ней: В красе природной, без помады От головы, до самых пят Они растрепаны висят. Ее угрюмая осанка, Морщины древнего чела… И словом, всем она была Страшна, как ведьма киевлянка. Подробность лишняя скучна, Моя богиня это знает, И вкусу вашему верна — Здесь непритворно умолкает Затем, что спать сама желает И скоро бодрствовать должна.