Мы все в глубоком озере. Над нами
Высоко тянут баржи-облака,
И солнце нам сквозит далёкими лучами,
И холоден и крепок наст песка.
Чу! Пароход кричит! Там пристань где-то,
Там где-то шум надводной жизни… Пусть!
Под ровный гул воды мы грезим, и согрета
Остуженным теплом покоя наша грусть.
1912 г.
ЧЕРНИЛЬНЫЕ ОРЕШКИ
В дуплах дубов заботливая глина
И — старцам вновь возвращена листва —
Пусть ствол во мху, и в ветках паутина,
И там, вверху, в расщелинах, трава.
Здесь много милого: лишайник ставит вешки,
Усач и златки петли заплели,
И вялые чернильные орешки,
И гулкие заржавленные пни.
Дорожка вспухла от кротовых кочек,
Скамья давно без спинки и доски,
В её столбах так много нор и точек
Точильщиков, а в трещинах трухи.
Сюда ведёт меня воспоминанье
И к старости направленные дни
На странное безмолвное свиданье:
Меня встречает мама у скамьи.
Здесь наше прошлое, мы в нем двояшки,
Взволнованно идем по парку — я
Ищу в корнях чернильные орешки,
Она — любовь, и юность, и меня.
1913 г.
ДИАКОН
Памяти диакона А.Г.Левшина церкви
Тарасовской богадельни на Шаболовке,
скончавшегося в заутреню 14-IV-1913 г.[2]
Золото свечей в иконостасе
И хоругвей радостный доспех…
«Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех…»
Поп в червонной ризе — вождь дружины
С поднятым, как ясный меч, крестом…
Над паникадилом паутины
Вспыхнули малиновым огнём.
Со свечёй, струящимся кадилом
Старый диакон, ветхий друг вождя,[3]
Шествует, покорен Вышним силам,
Благолепье строгое блюдя.
Памятуя о последнем часе,
Дух готов уйти земных помех…
«Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех…»
Сердце бедное неизъяснимо сжалось…
Трепетно кадило переняв,
Он склонился тихо… и сломалась
Верная свеча, кропя рукав…
Крестный ход прервался, в мирном гласе
Замер клир в тревожном слухе всех…
«Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех…»
17-IV-1913 г.
ЛУНКА КОСТРА
Костёр, потухший в серой лунке,
В песке на матовой косе, —
И бляха от пастушьей сумки,
И след в полыни по росе.
А там, на наволоке потном,
Забег разгонистый челна
И на песке сыром и плотном,
Лениво-мутная волна.
Уходит солнце глубже в горы
И дальше, плоские лучи
Желтят песка холмы и норы,
Озёра, лужи и ручьи.
Полынью пахнет и песками,
И стылым ворохом костра,
И даже теми рыбаками,
Которых грел он до утра.
Так наша жизнь — коса речная,
И след челна, и след ступней…
Лишь слух и зренье б, доживая,
Не притупить в мельканье дней!
1913 г.
ТАРАНТАС
Белым храмом помощницы скорой
Принаряжен унылый погост.
Палисадник у батюшки споро
Принялся и ударился в рост.
В палисаднике ходит поповна
И раскрыто окно с кисеёй,
И на скрипке играет любовно
Старый поп, ударяя ногой.
К колокольчику, к клячам приучен,
Сотни верст перемерив не раз,
По гатям, по ухабам замучен,
Дребезжит сквозь туман тарантас.
Мимо, мимо к часовне, за сосну!…
В тарантасе заезжем не он!
Отдадут, отдадут в эту вёсну
И приход, и поповну в закон.
Отдадут с ней и домик, и липки,
С залитою слезами скамьёй…
Новый поп заиграет на скрипке,
Хитрый такт выбивая ногой.
1914 г.
ИМЯ ГОСПОДНЕ