Пушистые нахохленные ёлочки
Бегут с околиц к лесу по межам,
И по ледку растрескались иголочки,
И завилял ледок по колеям.
Сажусь на лошадей. Как щиплет весело
Мороз, как дышится легко, легко!
Рябина гроздья алые развесила;
Синиц на ней, синиц… Как хорошо!
Гей, понеслись! Звенят-поют бубенчики
И громок ладный, крепкий стук подков…
Смеются с крыш морозные леденчики
Под неумолчный чокот воробьёв.
1915 г.
"Расскажет ночь о небывалой жизни,"
Расскажет ночь о небывалой жизни,
Её сплетёт в затейный милый сон,
И ко второй неведомой отчизне
Слетит мечты и мысли угомон.
Любимую встречает клич свирели,
Она в одеждах строгих и простых,
И ландыши пред ней заголубели
От глаз её, как пламя, голубых.
В единственном сладчайшем поцелуе
Сближаем губы… Облаком клубясь,
Мгновенье-жизнь мелькнёт, и, смерть почуя,
Я гасну, пред возлюбленной склонясь.
Любовь во сне — благоуханье милой,
И благовест лучей, и тишина…
Любовь во сне трепещет на могиле
И говорит: ты слышишь — я верна!
1915 г.
ЛАЗАРЬ
Как мглист рассвет, как тяжек запах тленья!
Кто звал меня? Не ты ли, Иисус?
Бессилен я — я слышу воскресенья
Далёкий клир, но жизни ль отзовусь?
Ах, ртутью смерти налиты чрезмерно
Натруженные жилы, мозг иссох,
Мне веко червь вздымает равномерно,
Поток огня — мой каждый новый вздох.
Оставь меня своею властью страшной!
Сомкни уста, не кличь, не кличь меня!
Вкусил я смерти ледяное брашно,
Страшусь сквозь ночь ликующего дня!
Но кличешь вновь! Из гроба поднял кличем!
Закройте лица, отвернитесь все!…
Владыку смерти ныне возвеличим!
…Пещерный свод в смарагдовой росе!
1915 г.
РАССВЕТ
Не первый раз синеет на рассвете
Под кисеёй бессонное окно,
И тянет ночь намокнувшие сети
В седой овраг за дымное гумно.
Над кровлею бормочут галки томно,
Пустынный двор, как в изморози, бел;
Неспавший пес прилёг на щебень скромно,
Петух в рассветных сумерках запел.
Как редко я досиживал до света,
И странно мне: так много, много дней
Меня, как труп, заря скупого лета
Синила мглою палевых теней.
1916 г.
КНЯЗЬ ПРЕИСПОДНЕЙ
Князь преисподней внял моей мольбе
И отпустил на землю до заката,
Да повинуюсь я, пригубленный трикраты,
Протяжной, мне лишь явственной трубе.
Был тихий час восхода солнца. Пели
Весенние стихиры журавли.
Проталины парные расцвели
Фиалками, которым срок в апреле.
Затлело сонное под вербами окно,
Закрытое внутри сосновой ставней,
И под окном подковы след недавний
Водою тёмной теплился красно.
Ударить в раму пальцем осторожно…
Откроют ставни, и из тьмы в окне
Опять, опять приблизится ко мне
Любимое лицо, бессонно и тревожно.
Опять пахнёт густым теплом жилья,
Обнимет сонными руками лада…
Зови, труба! Казнённый никну я!
Верни привычные страданья ада.
1916 г.
СТАЛЬНЫЕ ДНИ
Стоят стальные дни, и воздух колко-тонкий,
И тени, и поля, и солнца белый свет —
Всё кованая сталь, зеркально-яркий, звонкий,
Чеканный на клинке сверкающий сонет.
В иглистом воздухе в пунцовой камилавке
По рытвинам дорог калечит ноги поп,
И, ухая волной в обсохшие канавки,
Пестреет весело детей и девок скоп.
Несут округлый крест, иконы. Блещет злато
Фелони стареньких окладов. На цепях
Кадило, звякая, дымится лиловато,
Акафист празднику поют в стальных полях.
1916 г.
КРОЛИК
Белый кролик с розовыми глазками
Лижет руку язычком горячим.
Маленькими играми и ласками
Коротаем ночь и скуку прячем.