И толпы народа, под властью
Таинственных песенных чар,
Поверили глупому счастью,
И мне рукоплещет базар.
Спасибо, певец, за мечтанья,
За сладкие звуки твои…,
Мы верим в твои упованья,
Пой песни и верой пои.
На старую голову снова
Надели цветущий венок, —
А мне бы простого ржаного,
Хоть чёрствого хлеба кусок.
1921 г.
ГУДОК СИПЛЫЙ
Ветер студится и дождик плачется
Утром рано.
Поёт девочка, поёт и прячется
В шали рваной
У часовенки на грязной паперти
Низко, низко…
И наплёвано, и двери заперты,
И так склизко!
Надрывается, кричит на фабрике
Гудок сиплый.
Пахнут осенью грибы и яблоки —
Горло слипло.
Грошик чёрненький, семишник с метинкой
Кинь, не глядя!
«Православные, подайте слепенькой
Христа ради!»
1921 г.
КИНЕШМА
В уютный город над большой рекой
Вошли с холмов внимательные сосны,
И площадь с репой, брюквой и мукой
В мой ранний час на луг похожа росный.
Заулков и проулков тихий рой,
Рядов, лабазов, лавок сумрак постный,
Трезвон церквей с горы и под горой
И пароходов оклик перекрёстный.
С далеким лесом луговая даль
И Волги ширь с недвижными плотами
Окутаны в осеннюю печаль…
И тянет поезд мглистыми местами
Свой свист и дым, как светлую вуаль,
Над лужами, жнивьями и кустами.
1921 г.
ПУЧЕЖ
Весенней Волгой залит город старый.
В ночную темь белеют над водой
Седых церквей и колоколен пары,
И сеть огней отражена слюдой
Рябой воды… Гармони и гитары
Поют сквозь ночь о доле молодой,
И слышны волн разбуженных удары,
Быть может, там, на паперти пустой.
Гудки подряд… Наш путь упрям и долог.
Закутался в туманно-мутный полог
Твой мирный сон по влажным берегам.
А пароход кричит, кричит певуче
Не то навстречу загремевшей туче,
Не то еще таким же городкам.
1921 г.
НОВЫЙ ГОД
Заперт дверями заклятыми
Новый неведомый год,
Блещет за окнами латами,
Полночи праздничной ждёт!
Чу, равномерною поступью
Длит он последний ночлег;
Тает алмазною россыпью
На подоконниках снег.
Тише! Рассыпал он волосы,
Сбросил свой шлем голубой…
Чу, говорит он вполголоса
Глухо, как башенный бой.
Тише! Слова зачарованны,
Жесты спокойно-просты;
В тусклые латы окованный,
Поднял к устам он персты.
Тише! Он — тайна до полночи!
Скоро, как вечность стара,
Медью морозною стонучи
Башня ударит: пора!
1921 г.
ЗАМУРОВАННЫЙ
Мёртвым светом лампочка нальётся…
Заполночь сижу, курю, курю…
Белым паром стужа из колодца
Фимиам возносит декабрю.
Замурован в каменной коморке
За незрячим матовым окном,
Жду к себе, на мёртвые задворки,
Дальний свист, затянутый гудком.
То завод зовёт ночную смену,
То бежит мохнатый паровоз…
О мою настуженную стену
Оперся под месяцем мороз.
Дышит дымом тихий снежный город,
Спать не спят церковные кресты…
Приподняв короткий зябкий ворот,
Друг ночей, откуда взялся ты?
С белого угла на чёрный угол
Месяц проводил тебя домой;
Крепкими шагами ты простукал,
На ходу закутываясь тьмой.
Вот и смолк! Раскатистой дорогой
К мосту опрокинулась гора;
Тлеют улиц мглистые пороги
Блеском накладного серебра.
Раскрываю каменную стену —
За окном, незрячим сквозь мороз,
Чу, зовёт гудок ночную смену,
Чу, бежит и плачет паровоз.