Мой день волокли Вы по пыли,
Мели им, как шваброй, полы;
Всю душу мою прострочили
Вы дробью машинной иглы.
На сердце накинув верёвки,
На петлях гигантских шагов,
Взлетали, проворны и ловки,
В неистовом вихре кругов.
Но дверь я захлопнул вплотную
И смыл, не спеша, чередой
Всю липкую пакость дневную
Живою и мёртвой водой.
Все тот же сижу одинокий
И лью электрический свет
На жребий, как прежде, высокий
В толпе заблудившихся лет.
Свой день вспоминаю с улыбкой —
Пусть люди слепы и грубы! —
Мне полночь играет на скрипке
Прекрасную песню судьбы.
1922 г.
ЖЕНЕ
К сорока годам из околесицы
Долгих лет, своих и не своих,
Наплывёт, взойдёт над переносицей
Старческих морщин глухой триптих.
Обрастут глаза и губы сетчатой
Паутиной спутавшихся дней,
Взглянешь к выси, в голых ветках клетчатой,
И вздохнётся глубже и ровней.
Встанешь рядом, мученица крестная,
Неизменная, всегда одна,
Ты, моя невеста, неневестная,
Мироносица жена.
Нынче мы на паперти, как нищие,
Слушаем обедни смутный клир,
Скудною довольствуемся пищею
И одни глядим на вольный мир.
Только к нам воробышки, чирикая,
Тропками подкатятся бочком,
Только нам, качаясь с повиликою,
Бабочка кивает хоботком.
Лето холодами обезглавлено,
Ледяные градины в крови
И серебряным окладом сдавлена
Бархатная библия любви.
Юность плащаницей до заутрени
Мы снесли в ограду на погост…
Трезв и свеж у храма холод утренний,
Честен мир и всепрощающ прост.
1922 г.
"Лохмотьями чужими грею спину,"
Лохмотьями чужими грею спину,
Чужой кусок, не посолив, жую,
В чужом углу колючей дрожью стыну —
Ветра, туман и гарь в родном краю.
Всё сердце выжато сухою злобой,
Железной проволокой заржавя кровь,
Жизнь чёрной развороченной утробой
Смертельную выплёвывает дробь.
На лбу клеймо, полголовы обрито,
Во рту цинготный вырезан язык,
Могилами Россия перерыта,
И над могилами звериный рык.
1922 г.
"К тебе, Москва, опять, опять"
К тебе, Москва, опять, опять
Иду назад и слеп и нем;
К тебе, Москва, в родную стать…
Возьми меня совсем, совсем.
Пора мне дать покой костям,
Устал бродить я взад-назад
По всем местам, по всем страстям,
Как подлый раб, как шут, как гад.
Благоуханных песен хор
Томит меня, прими их груз,
Сожги меня, смети мой сор!
К тебе, Москва, назад плетусь.
1922 г.
"Призванивай, гуди, греми,"
Призванивай, гуди, греми,
Клади на свежий лист
И вверх и вниз слова мои,
Угрюмый машинист.
В окне рассвет, в глазах круги,
Желтеет свет огней —
Мои слова, твои враги,
Звучнее и тесней.
Их тёмный смысл шумит дождём,
Разрознен и жесток;
Скользит, дробясь, в мозгу твоём
Поток журчащих строк.
Кончай, беги сквозь утра муть
По скользкой мостовой…
Потух фонарь, и в ранний путь
Завыл трамвай пустой.
Быть может, там, пустой вагон
Оглядывая вновь,
Ты вспомнишь рифмы краткий звон,
Поющий про любовь.
И как-нибудь, не зная как,
Ты сочетаешь вдруг
Свой рок, вагона полумрак
И рифм враждебный круг.
И станет жизнь совсем простой,
Как петля с потолка,
Как утро, как вагон пустой,
И так тяжка, тяжка.
1922 г.
"Далека твоя дорога, Волга!"
Далека твоя дорога, Волга!
Твоего начала голубец,
Знает ли, как бесконечно долго
В рукава не делишь ты конец.
Посреди печального безмолвья
На верхах унылых не понять
Твоего степного понизовья,
Золотого юга благодать.